Опалы Нефертити

Долго еще в лагере не умолкали споры, долго еще то там, то здесь раздавался шепот после зловещих переживаний прошедшего дня. Даже после того, как все затихло, Крум видел в темноте мерцающие огоньки сигарет — люди бодрствовали. В воздухе носились большие летучие мыши в поисках спелых плодов или распустившихся бутылковидных деревьев, чтобы полакомиться нектаром. Неподалеку заплакал ребенок. Все знали, что так пищит опоссум. Потом подала голос собака динго. А над головой сияло южное небо, пытаясь вдохнуть покой и здравый разум в скованные страхом и алчностью сердца. Млечный путь, разветвленный на множество светлых отводов, рассекал темно-синий небосвод словно разодранный огненный пояс. В стороне от него светились, как гнилые пни в ночном лесу, Магеллановы облака. Звезды, бесчисленные и яркие, мерцали с высоты, беспорядочно разбросанные между ожерельями ярких созвездий. Вон Скорпион, вон Кентавр, Корабль с парусами, Южный треугольник. Южный крест висел отвесно. Значит, наступила полночь. Но никто не спал. Крум представлял себе, как все они лежат, притаившись, в своих хижинах, держа палец на спусковом крючке. Страх порождается преступлением — страх порождает новое преступление.

Том Риджер

заснул перед самым рассветом. Когда он проснулся, ему показалось, что он и не спал вовсе, а лишь ненадолго задремал. Он потянулся, помахал руками и запрыгал на месте, стараясь согреть замерзшее за ночь тело. Потом начал обходить посты. В нижнем конце лагеря он застал Гарри Плешивого.

— Ничего нового? — спросил инспектор.

— Ничего! Ни дикаря, ни дьявола!

И просто так, лишь бы сказать что-нибудь, добавил:

— «Тарелочка» отправился вниз вместе с черным. На верблюдах.

«Тарелочкой» иногда в шутку называли Крума Димова. Он отлично стрелял из ружья и из револьвера по подброшенным в воздух тарелочкам. Без промаха. Пробивал на лету спичечный коробок. Но не это его умение вызывало насмешку. Все знали, что он не может стрелять по живым целям. Никто не видел, чтобы он хоть раз убил кенгуру, динго или даже птицу. Рассказывали, что однажды ему надо было арестовать вора. Но тот бросился бежать. Крум закричал ему: «Стой!» И несмотря на то, что вор не остановился, выстрелить не посмел. Так и упустил его.

Том насторожился.

— Куда они отправились?

— Посмотреть на убитого.

Инспектор задумался. Посмотреть на убитого! А почему тогда ему не сказали? Том все еще был инспектором. Почему же его игнорируют?

Том покачал головой. Нет! Не из-за убийства все это. Тут что-то другое. Что же? И почему с черным следопытом, который вчера весь день слонялся неизвестно где? Уж не нашел ли Бурамара, этот черный хитрец, какое-нибудь еще более богатое месторождение опалов? И сейчас повел туда тайком своего приятеля? А расследование убийства только так, для отвода глаз? Может быть, и эта вчерашняя тревога из-за сваленного аборигенами камня тоже была поднята с тем, чтобы запугать искателей опалов, если им вдруг вздумается пойти в ту сторону.

— Я их настигну! — сказал он Плешивому Гарри. — Втроем мы скорее управимся.

Он отвязал одного верблюда, взгромоздился в седло и двинулся по их следам. Мрак еще не рассеялся. Только на востоке, за черной полоской пустынного горизонта, разгоралось слабое лиловое зарево. Неподалеку светились, словно намазанные фосфором, белые ветки и ствол эвкалипта-привидения. Что это там под ним? Соскочив на землю, Том мгновенно залег, вытащил пистолет и отвел предохранитель. Перед ним стоял лохматый дикарь с поднятыми руками. Еще секунда, и он бы метнул копье-Инспектор поднялся с земли пристыженный. Хорошо, что его никто не видел. Он отряхнул пыль с коленей и одежды. В этих местах много травяных деревьев с высокими стволами, одетыми в прошлогоднюю листву и с пучком свежей зелени на вершине. Большинство из них было лишь с одним стеблем, прямым, как колонна. А травяное дерево, которое называют «чернокожим», ветвится и в темноте, особенно людям трусливым, напоминает притаившегося аборигена.