Опасайся дверных ручек

— Да. — Тихо ответил Ярт. — Тетя Талина — это не добрая мамушка из детской книжки. За будущую невестку она глотку любому вырвет. За девчонку-сиротку с улицы… тебе очень повезло, что она как-то узнала о твоем признании, не отказывайся от подарков судьбы. Ну, или можешь вернуться и попросить кого-нибудь завалить тебя бетонной плитой. Только выбирай побольше, чтобы наверняка.

Он отпустил ее плечи, сунул большие пальцы в карманы брюк.

— И что делать?

— Что-что. Ты отлично справляешься: продолжай смотреть на меня влюбленными глазами и будет тебе счастье. — Фыркнул Ярт. — Приставка «Хин» к имени рода: Хин-Тато. Звучит? И врать не придется, ты ж в меня влюблена. Просто немного… недоговоришь. Дай маме помечтать. А не дашь, так маме и мечтать не придется, я сам все сделаю.

Яльса смотрела на Ярта… Юлга тоже на него смотрела: худой угловатый подросток, который изо всех сил старается смотреть на Яльсу сверху вниз. Вообще-то получается, он выше ее на добрую голову. Указательные пальцы выбивают по ткани какой-то сложный ритм: он нервничает, но изо всех сил старается это скрыть. И в случае не менее взвинченной Яльсы его старания не проходят даром — она смотрит на него так, как будто верит: он знает, что делает.

Но почему Ярт это делает, почему рискует собственной судьбой? Неужели связало неудачное признание, комплекс вины? Пожалел? Юлга спросить не может, но, к счастью, Яльсу мучают те же вопросы. Ей терять нечего.

— А ты что, как раз добрая мамушка? Пожалел сиротку? Настолько пожалел, что аж жениться готов, так что ли?

— Хочешь так думать — думай. — Ярт пожал плечами. — Твое дело. Я тебе ничего объяснять не обязан. И не буду. И вообще, я спать пошел.

Развернулся и утопал в сторону лестницы. Яльса, чуть поколебавшись, последовала за ним.

Огонек снова мигнул, пожирая собственную иллюзию, а потом вдруг вывернулся наизнанку и окутал Юлгу липкой тьмой.

В сердце тьмы плакал ребенок, и этот плач становился все сильнее и сильнее, переходил в нечеловеческий вой.

«…третью няньку уморил…»

«…жаль, что он не родился девочкой…»

«…если ничего не предпринять, он погибнет…»

«…он все равно умрет; какой толк…»

«…не трогайте его, он должен научиться справляться сам…»

«…лучше оставить его одного…»

«Варт? Варт, ты меня слышишь? Не бойся, это я… тут нет никаких монстров… ш-ш-ш, не бойся, только не бойся, я здесь, здесь, рядом.»

И тьма отступила.

Мальчик сидел на кровати, а рядом с ним, на полу, сидела Яльса. Ее трясло, как в лихорадке. Впрочем, рука, которой она гладила маленького Варта по волосам, не дрожала.

— Ш-ш-ш, маленький, под кроватью никого-никого нет, совсем никого. Только не бойся, ладно?

Варт длинно, протяжно всхлипнул.

— Ну вот чего ты боишься? — Спросила Яльса, — Скажи. Если поймешь, чего боишься, сразу поймешь, как это победить.

Варт молчал.

Яльса склонила голову на бок.

— Вот как… Ты совсем-совсем не говоришь? Не сделаешь исключение для меня?

Варт замотал головой. Его неплохо было бы подстричь: неровная челка доходила до кончика носа.

— Давай пойдем и умоемся. — Решительно сказала Яльса, подхватывая Варта на руки. — Страх липкий, обязательно умыться надо. Мне бабушка говорила. А бабушка разбиралась! Знаешь, какие сказки бабушка рассказывала? К ней со всего дома сбегались дети, послушать. Она выходила из дома и ей говорили: «здравствуйте, мудрая Яо, не посидите сегодня с нашими детьми?» и у меня всегда было много друзей, всегда-всегда, и все они приходили играть к нам, и слушали бабушкины сказки…

Она и сама не заметила, что плачет. Не заметила, как затих Варт, зачарованно следящий за слезой, бегущей по ее щеке. Протянул руку и потрогал щеку пальцем. И вдруг что-то изменилось, что-то неуловимое в Яльсином лице. Наблюдавшая со стороны Юлга вдруг поняла одну простую вещь.

Больше Яльса никогда не заплачет по бабушке.

Видение опять свернулось в черный клубок, выплевывая ее обратно в реальность. Шепнуло на прощание строгим голосом Тянно: «Сказочники всегда живут на отшибе, ибо нет такого сказочника, что не сделал бы однажды роковой ошибки».

Юлга осознала себя сидящей на диване в очень неудачной позе. Она высвободила из под головы собственную руку, которая ощущалась чужой и резиновой. Затекла.

Рядом дремал Варт. Впрочем, стоило ей неловко пошевелить затекшей рукой, он открыл глаза.

— Как оно, много узнала?

— Ты за этим уборку и придумал? — Спросила Юлга строго.

— Нет, почему же? Вон ведра, вон тряпки; просто будить не хотел. — Варт махнул рукой в сторону. Там действительно лежали сложенные аккуратной кучкой тряпки, веники и швабры и стояли два алых пластиковых ведра, почти загородившие маленький пылесос. Все это вместе напоминало какой-то алтарь богу уборки.

Юлга невольно улыбнулась и тут же посерьезнела, вспомнив липкую тьму.

— Скажи мне, Варт, почему ты не говорил?

— Что не говорил?

— Не говорил до семи… или до шести?

— Не видел смысла. Слушай, разве твое задание — не Ярт и Яльса?

— Они мое задание, но ты-то мой друг.

Варт отвернулся. Юлга забеспокоилась.

— Мы же друзья, правда? — Спросила она.