Опасна для себя и окружающих

Любой университет, куда я подам заявку, примет меня с распростертыми объятиями.

Может, я даже решу получить степень магистра.

Может, стану психиатром и докажу, что методика доктора Легконожки яйца выеденного не стоит.

А может, даже потребую отобрать у нее лицензию, раз она держит в таком месте совершенно нормальных людей вроде меня.

пятнадцать

В книгах и фильмах о тюрьмах, больницах или взятии в плен (книгах, которые мне теперь не разрешают читать, и фильмах, которые не дают смотреть, поскольку доступ к ним контролирует Легконожка) никогда не говорят вот о чем: взаперти невыносимо скучно. Монотонность может свести с ума даже самого здорового человека.

Вот почему мы с Люси решаем устроить книжный клуб.

Да, знаю, я только что говорила, что мне не разрешают читать, но позвольте объяснить. Мне не разрешают читать те книги, которые я хочу прочитать. Научные издания, на основе которых можно сделать доклад и получить дополнительные баллы, когда я вернусь в школу; или великие романы, вроде «Отцов и детей», что поможет мне на факультативе по русской литературе, который я планировала посещать в Нью-Йоркском университете каждый вторник начиная с сентября.

Впрочем, не исключено, что сентябрь уже наступил.

Нам разрешают читать только отвратительные издания из «библиотеки», которая якобы находится в здании клиники. (Я почти уверена, что это всего-навсего шкаф с ненужными книжонками, оставшимися от персонала. Нет там никакого мудрого библиотекаря, который следит за поступлением новинок, расставляет тома по алфавиту, по теме или даже по цвету, чтобы полки выглядели презентабельно. Может, и самих полок нет. Ручаюсь, книги просто валяются кипой рядом со швабрами и вениками.)

Все книги в мягкой обложке — никаких твердых углов. Каждая не больше трехсот страниц. (Видимо, даже в мягкой обложке толстые тома считаются опасными.) Страницы засаленные, с загнутыми уголками, корешки разваливаются, обложки в пятнах.

Дома я держу книги в идеальном состоянии. Никогда не перегибаю переплет, а строчки подчеркиваю только карандашом с грифелем не толще 0,5 миллиметра. На полках книги расположены в хронологическом порядке: те, которые я читала в школе, сгруппированы по годам обучения.

Шестой класс: «Маленькие женщины», «Дневник Анны Франк».

Седьмой класс: «Убить пересмешника», «Сон в летнюю ночь».

Восьмой класс: «Джейн Эйр», «Ромео и Джульетта».

Девятый класс: «Грозовой Перевал», «Великий Гэтсби», «Возлюбленная».

С десятого класса в нашей школе можно выбрать продвинутую программу по английской литературе. У меня есть полка для факультативных занятий по короткому рассказу (полное собрание рассказов Эрнеста Хемингуэя, сборники Джона Чивера и Бернарда Маламуда), по женской литературе («Гордость и предубеждение», «Женщина в белом», «Желтые обои», «Их глаза видели Бога»), латиноамериканским писателям («Сто лет одиночества», «Поцелуй женщины-паука», собрание сочинений Хорхе Луиса Борхеса).

И вот после такого уровня я скатилась к пошлому дамскому чтиву, над которым трепетали здешние медсестры.

Но это лучше, чем ничего. Книга есть книга, а читать куда лучше, чем пялиться в потолок и в миллионный раз считать трещины. И говорить о прочитанном куда интереснее, чем о том, когда в последний раз мыли наш линолеум или когда в последний раз мы носили брюки на молнии. (Мы с Люси успели обсудить обе темы.)

Так что, как я и говорила, мы решили устроить книжный клуб. Мы читаем по одной главе каждой книги — сначала я, потом Люси, — а дальше меняемся и делимся впечатлениями. Мы разбираем сюжеты так подробно, как до нас их еще не разбирали. Люси закладывает страницу, где мы остановились, и передает книгу мне, чтобы я прочла следующую главу.

— Как по-твоему, автор задумывал скомканные простыни как метафору…

— По-моему, автор вообще ничего не задумывал, тем более метафору.

Когда Люси читает, у нее слегка подрагивают губы: верный знак сосредоточенности.

К нам заглядывает санитарка, заливаясь традиционной трелью: «Проверка!» Мы закатываем глаза и хохочем. (Отлично. Пусть видят, как мы вместе смеемся.)

— Вот бы у меня был карандаш, записать мысли.

(Нам не дают никаких пишущих принадлежностей.)

— Зачем? Думаешь, будет контрольная?

Новый взрыв хохота.

Джона говорил, что свежий воздух полезен для мозгов. Он обещал до конца лета обязательно свозить нас в Санта-Круз, чтобы целый день проваляться на пляже.

— Научу тебя серфить, — объявил он однажды, когда мы лежали в постели. (Агнес была на занятиях.)

— Не знала, что ты умеешь.

Солнце так ярко светило на нас через открытое окно над моей кроватью, что приходилось жмуриться.

Джона ухмыльнулся, неотразимо прищурившись:

— Я и не умею, но уверен, что быстро научусь.

— А потом научишь меня?

— Угу.

Я перевернулась на живот и приподнялась на локтях:

— А с чего ты решил, что я не сумею первой освоить серфинг, а потом научить тебя?

Джона снова ухмыльнулся:

— Не задавайся, горожаночка. — Он положил руку мне на затылок и наклонился поцеловать.