Опасна для себя и окружающих

Здесь же, когда я выключаю воду, меня ждет грубое полотенце и шлеп-шлеп-шлеп моих мокрых босых ступней по коридору к двери с магнитным замком и соседкой-булимичкой, которая сидит на кровати с тонюсеньким матрасом, где с утра просыпаешься с таким чувством, будто тебе не семнадцать, а все семьдесят.

Четыре девочки с сухими волосами, завернутые в полотенца, следуют за другой санитаркой по коридору в противоположном направлении. Они будут принимать душ вместе. Я поворачиваю голову, глядя им вслед.

Здесь хочется мыться не одной, а в толпе других девчонок.

Здесь душ в толпе других девчонок гораздо приватнее, чем в одиночку.

Разве можно здесь сохранить рассудок?

Но сумасшедшим не разрешают вернуться домой, в школу и получить отличные оценки, которые необходимы для поступления в Гарвард, Йель или Стэнфорд.

И сумасшедшим не разрешают заранее подать заявки в университет, потому что сумасшедшим не разрешают контролировать собственное расписание.

Сумасшедшим всю оставшуюся жизнь раздают указания доктора, санитары и медсестры.

Я должна отсюда выбраться.

Любым способом.

восемнадцать

— Восьмое сентября, — объявляю я, когда на следующий день после обеда за нами закрывается дверь.

— Что? — спрашивает Люси.

— Сегодня восьмое сентября.

— Откуда ты знаешь?

— Анни сказала.

— А она откуда знает?

Я пожимаю плечами:

— Может, у нее привилегия на календарь.

Люси хихикает, но мне не до смеха. Восьмое сентября означает, что я здесь уже месяц. Это означает, что доктор Легконожка не торопится с моим лечением, даже не замечая, что ломает мне жизнь.

Это означает, что я пропустила первый день занятий в школе.

Ладно, скажем прямо: многие пропускают первый день школы.

Может, летний лагерь затянулся или родители купили путевку в Италию, не заметив, что даты накладываются на начало учебного года. Иногда школу пропускают из-за чрезвычайных обстоятельств. Может, на каникулах в какой-нибудь тропической стране неожиданно нагрянул ранний не по сезону ураган, все самолеты отменили и неделю-другую невозможно было вернуться домой. В подготовительный класс я попала на две недели позже, что не помешало мне стать круглой отличницей.

Но осенний семестр выпускного класса — совсем другое дело. Оценки этого периода университеты рассматривают под микроскопом, отмечая недочеты, выискивая любой повод отказать в поступлении.

У нас школе очень строгая политика посещаемости: пропустишь контрольную без уважительной причины — тебе ставят двойку. Одной двойки достаточно, чтобы испортить средний балл. И учителя обожают устраивать контрольные в первую неделю после каникул, чтобы посмотреть, насколько знания пострадали от «летнего безделья» — эту фразу произносят таким тоном, будто речь идет о переносимой комарами заразе, от которой еще не придумали прививку.

Я смотрю на кипу любовных романов у меня в ногах. Предполагалось, что я проведу лето на университетских курсах, полной противоположности «летнему безделью». Я сейчас должна быть дома, изучать Чосера и Диккенса по курсу английской литературы. Вместо этого я столько раз прочла эти ужасные книжонки, что могу пересказать их по памяти. Может, на следующем этапе нашего книжного клуба стоит проверить, хорошо ли мы выучили текст.

Когда приходит Легконожка, я не выдерживаю. Мне не хочется показывать ей, как я стремлюсь выбраться, но я не могу не спросить:

— Долго мне еще здесь сидеть?

В ожидании ответа я задерживаю дыхание. Неделя-две — и я еще успею наверстать упущенное время и не испортить ведомость. Три-четыре недели — и средний балл поползет вниз, но все равно останется шанс попасть в университеты второго эшелона, так?

Если дольше, то можно попрощаться даже с «запасными» университетами.

А если еще дольше, меня, пожалуй, оставят на второй год.

Легконожка скрещивает ноги под складным стулом, и ее бумажная униформа шуршит.

— Я знаю, что ты беспокоишься о школе…

— Ну разумеется я беспокоюсь о школе!

— Но тебе нужно сосредоточиться на том, где ты сейчас, а не на том, где ты хотела бы оказаться.

Я качаю головой. Физически невозможно еще больше сосредоточиться на том, где я сейчас. Я помню каждую трещинку и выбоину этих отвратительных зеленых стен. Я изучила каждый бугорок краски на потолке и каждую царапину серого линолеума на полу, прочитала каждую книжку, которую мне дали, по меньшей мере дважды. Куда уж больше?

— Не позволяй своим чувствам… — Легконожка делает паузу, подыскивая верное слово, — препятствовать улучшению. Ты отлично справляешься. Через пару дней я отправлю тебя на совместный душ, а скоро, возможно, ты будешь готова начать арт-терапию.

Я улыбаюсь. От таких привилегий рукой подать до отправления домой, так?

— То есть в итоге я не очень много пропущу в школе?

Легконожка качает головой:

— Не стоит зацикливаться на школе. У нас еще много работы.

— Но вы же сами сказали, что я отлично справляюсь.

— Ханна, еще даже не назначили дату слушания по твоему делу.

— Почему? — Агнес упала четыре недели назад. (Теперь, когда я знаю сегодняшнее число, подсчитать несложно.)