Опасна для себя и окружающих

Именно из-за мишленовской звезды я попала в детский сад на неделю позже остальных. Родители несколько месяцев значились в листе ожидания нового парижского ресторана. Когда в сентябре там появился свободный столик, они тут же организовали поездку, хотя и билеты, и номер в гостинице обошлись дороже обычного, поскольку их заказывали в последний момент. Родителей не беспокоило, что я отстану от соучениц или пропущу важные уроки. В конце концов, тогда я уже читала и писала на уровне второго класса. (Как сейчас слышу голос мамы: «Подумаешь, пропустит пару недель детского сада».)

— Нельзя же злиться на родителей, если они берут тебя с собой в самые чудесные места на земле, — возражаю я.

— Ханна, — мягко говорит доктор Легконожка, — не важно, насколько чудесные были поездки. Ты имеешь право злиться на родителей.

Я снова качаю головой:

— Даже тогда я понимала, как мне повезло. Ведь путешествия повлияют на развитие моей личности. — Теперь у меня в голове слышится голос папы, который с нажимом произносит: «Путешествия расширяют кругозор».

В том парижском ресторане я впервые попробовала трюфели и сыр эпуас. (Я притворилась, что оба блюда мне страшно понравились, потому что родители ими восхищались. На самом деле трюфели и сыр показались мне вонючими и гадкими.) В тот же вечер я попробовала сладкое мясо. Мне даже не потрудились объяснить, что название у него обманчивое. (Сладкое мясо готовится из поджелудочной и зобной желез теленка.) Когда официант поставил передо мной порцию сладкого мяса, родителей здорово повеселило мое удивление.

К тому моменту, как я присоединилась к классу, большинство девочек уже нашли себе лучших подруг.

Тогда я еще не знала того, что знаю сейчас: дружба в детском саду непостоянна. Обычно девочки успевают сменить по крайней мере трех лучших подруг до зимних каникул.

Но я знала, что мне как можно скорее нужна лучшая подруга.

Мне пришлось выбирать из девочек, которые больше никому не приглянулись: из странных, вонючих, лишних девочек. Но я выяснила, что могу сделать их не такими вонючими, не такими странными. Вскоре мои лишние девочки превращались в классных и симпатичных, и все хотели дружить со мной и моими протеже.

— Такое ощущение, что родители ждали от тебя взрослого поведения, хотя ты была совсем ребенком.

Агнес говорила: «Сколько себя помню, я вечно заботилась о младших сестрах. Не могла ходить ни в клубы, ни в кружки после школы, потому что нужно было бежать домой и следить за сестренками».

Тут мы с Агнес похожи. От нас обеих родители с самого детства ждали взрослого поведения.

Я выучила слово «развитая» в четыре года.

«Как же нам повезло, что у нас такая развитая девочка».

Я не ходила ни в подготовительную группу, ни в ясли, так что начала общаться со сверстниками только в детском саду. К тому времени я уже отлично научилась ладить со взрослыми. Я слушала их разговоры и придумывала забавные комментарии к репликам родительских друзей. А когда уставала от них, прикидывалась спящей на диванах пятизвездочных ресторанов, чтобы взрослые могли спокойно поговорить. В итоге я наловчилась точно угадывать, когда им надоедает со мной сюсюкать и хочется поговорить о делах, посплетничать о том, кто с кем спит, и все такое. Я прекрасно знала, когда пора зевать и тереть глаза. Но общение с детьми было для меня в новинку.

— Я родилась взрослой, — говорю я с улыбкой.

Конечно, Легконожка не знает нашей семейной шутки. Она качает головой:

— Никто не рождается взрослым.

В ту ночь в парижском ресторане со звездой Мишлен, когда родители посмеялись надо мной, я съела все сладкое мясо до последнего кусочка. Я съела эпуас и трюфели, хотя от запаха меня воротило. Родители гордились мной.

Стивен покашливает со своего места в дверях. Доктор Легконожка не носит часов и не берет с собой в палату телефон. («Пациентка может представлять опасность для себя и окружающих».) По части времени она полагается на Стивена и никогда не задерживается ни на минуту дольше, чем отмерено на сеанс. Даже когда у меня прорыв, как, возможно, ей кажется сегодня. В мединституте ее, наверное, научили, насколько важно соблюдать границы в отношениях между доктором и пациентом.

Легконожка встает:

— Похоже, мне пора. — Она улыбается мне. Она так довольна моей откровенностью, что вроде даже забыла, как перед сеансом нашла меня под дверью палаты.

Я улыбаюсь ей в ответ. Искренне.

двадцать пять