Читаем Опасная бритва Оккама полностью

И фантаст, и футуролог, как бы они ни открещивались друг от друга, создают разными художественными средствами миры, структурно подобные Текущей Реальности, потому что только решение уже известных, но еще не до конца освоенных проблем человечества интересно читателю, а по большому счету и автору. В этом факте нет ничего плохого (и ничего хорошего). Это статистическое наблюдение психологов: человек осознает тебя счастливым «сейчас и здесь», а не «где–то, как–то непонятно и когда–то далеко», вот авторы и создают художественные Отражения сегодняшних проблем и многомерные метафоры — лишь формы авторского мнения или видения.

Когда ученые и писатели отваживаются работать с «ненаступившими противоречиями», они иногда получают литературные или иные премии, но читателям их произведения кажутся странными, а потом, когда время уходит вперед, их создателей с удовольствием ловят на мелких технических ошибках.

Таких авторов немного. С. Лем рискнул создать целый ряд произведений, в которых «все сегодняшние проблемы благополучно разрешены, будем анализировать мир, который возникнет после их решения». Р. Лафферти ускорил на порядок реальное время течения жизней своих героев, удесятерив наполненность этих жизней что прозвучало как оплеуха комфортному воспитанию и бесконечно длинному образованию в развитых странах. Еще А. и Б. Стругацкие с повестью «Малыш», в которой время и пространство действия не привязано ни к какой известной модели реальности, и В. Виндж с метафорой коллективной психики в романе «Пламя над бездной»[172] и И. Ефремов с несказанным занудством «Туманности Андромеды», из которой между тем выросла уникальная коммунистическая модель, так и ускользнувшая в параллельные пространства вероятностной истории Земли…

Второй парадокс футурологии в своей части «про рай земной» гласит, что варианты утопий многообразны но основных идей всего три: меняется материальный мир человек или поле связей (общество). Соответственно, возникают утопии потребления, негуманоидные модели и социальные утопии.

Материальные утопии носят наиболее древний характер и зафиксированы в сознании на уровне архетипов Они пришли из времен, предшествующих неолитической революции, и были порождены страхом голодной смерти который десятками тысячелетии определял все человеческое существование. Оказывается, что при всем, якобы неисчерпаемом богатстве человеческих потребностей материальные утопии добавляли в мир всего лишь три элемента Троичность предложенной Вашему вниманию структуры, несомненно, восходит к классическому образцу: «Три источника и три составных части марксизма». Заметим, кстати, что марксизм, если его рассматривать как футурологическое построение, несомненно, относится к разделу утопий потребления. Итак:

1. Материальное изобилие, воспринимаемое прежде всего как изобилие продуктов питания.

2. Возможность облететь весь мир за полчаса, реализующая стремление к познанию, которое, видимо, заложено в человеке на том же архетипическом уровне, что стремление к выживанию или инстинкт продолжения рода.

3. Способность летать (здесь можно только вспомнить клопа–говоруна из «Сказки о тройке»[173] А. и Б. Стругацких, «несомненно, проистекающая из зависти к нам, насекомым»).

Неожиданно выяснилось, что к исходу XX столетия все эти задачи удовлетворительно решены в Текущей Реальности (в развитых странах) и более не требуют художественного анализа и отнесения к другому времени/обобщенному пространству. Более того, появление виртуальной вселенной открыло путь к достижению совсем уж немыслимого материального рая.

И очень скоро европейская либо же американская цивилизация смогут построить «вселенную высокой виртуальности», пребывая внутри которой, нельзя будет никаким экспериментом определить, находишься ли ты в реальном мире, или же в виртуальности. Понятно, что «вселенная высокой виртуальности» может быть построена под конкретного человека и обеспечивать для него не просто земной рай, но даже личный рай, Вселенную, которая нужна именно этому человеку. Цивилизация распадается на множество индивидуальных Реальностей; общество образуется их пересечением. Пожалуй, такой мир — предельный случай материально–технической утопии. Он может быть построен на Земле лет через двадцать–двадцать пять. И из дня сегодняшнего начинающему программисту или продолжающему свои труды фантасту ясно как.

Материальная утопия нашла свое художественное воплощение в произведениях Г. Гуревича «Мы из Солнечной системы», А. Скаландиса «Катализ»[174], Симмонса «Падение Гипериона» и, кстати, в сказке Н. Носова «Незнайка в Солнечном городе»[175].

Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма
Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма

В сборник трудов крупнейшего теоретика и первого распространителя марксизма в России Г.В. Плеханова вошла небольшая часть работ, позволяющая судить о динамике творческой мысли Георгия Валентиновича. Начав как оппонент народничества, он на протяжении всей своей жизни исследовал марксизм, стремясь перенести его концептуальные идеи на российскую почву. В.И. Ленин считал Г.В. Плеханова крупнейшим теоретиком марксизма, особенно ценя его заслуги по осознанию философии учения Маркса – Энгельса.В современных условиях идеи марксизма во многом переживают второе рождение, становясь тем инструментом, который позволяет объективно осознать происходящие мировые процессы.Издание представляет интерес для всех тек, кто изучает историю мировой общественной мысли, стремясь в интеллектуальных сокровищницах прошлого найти ответы на современные злободневные вопросы.

Георгий Валентинович Плеханов

Обществознание, социология