Вронский переносил это изощренное издевательство с отменным спокойствием. В его теперешнем распорядке подобная неприятность была хоть каким-то развлечением. Он вел уединенный образ жизни, редко выезжал в свет, редко виделся с полковыми товарищами, лето проводил на своей даче в Петергофе, а в зимний сезон предпочитал петербургским метелям теплый ветер Ниццы. Имение свое Воздвиженское он давно и очень выгодно продал, сумев выдержать цену и проявив крепость характера, состояние не проиграл, не растратил, но аккуратно приумножил. Как и прежде, в делах хозяйства он держался самых простых, нерискованных приемов и был в высшей степени бережлив и расчетлив на хозяйственные мелочи. В прочих жизненных обстоятельствах Вронский также придерживался простых и ясных правил, которые помогли ему сохранить себя, и ненавидел любой беспорядок.
Он старался жить так, чтобы избегать больших и малых потрясений, часто проводил время в размышлениях, но книги считал пустой тратой времени. Ни в одной книге нельзя было описать его жизнь, и ни в одной книге не нашел бы он предупреждения тех ошибок, что натворил в молодости. Вронский старался о них забыть так крепко, что не проходило и недели, как он снова вспоминал о них. Воспоминания эти давно перестали болеть, покрывшись слоем лет, как давно немытое зеркало пылью. Вронский заглядывал в них порой, чтобы проверить, неужели это было с ним, и до сих пор не мог найти ответ: что это было, то ли самая великая любовь в истории, то ли грязная интрижка, которой поддался по молодости. Подобные мысли Вронский держал при себе. Да и делиться особо было не с кем. Друзей не осталось. С братом Александром он поддерживал ровные отношения, но близки они не были. А рассказывать Бетси, к которой заезжал по старой памяти, – все равно что в газете напечатать, об этом узнает целый свет.
Садовник как раз принялся за последний куст, когда у калитки показался Стива с каким-то человеком. Вронский не считал его ни другом, ни даже светским приятелем, но сохранил к нему что-то вроде благодарности, в память о том времени, когда он единственный не отказался от Анны и частенько заезжал к ним. Стива тоже чувствовал неловкость в присутствии Вронского, хотя не мог понять, что именно его удерживает от дружеских объятий.
Легко и пружинисто встав с кресла, Вронский спустился к гостям чуть прихрамывающей походкой.
– Рад тебя видеть, Стива, – сказал он, подавая маленькую руку. – Как поживаешь, что нового в свете. Я совсем не выезжаю.
При графе Стива был непривычно скован. Он слишком громко и ненатурально стал выражать восторг от встречи.
– Ох, что же я! – наконец опомнился Стива. – Позволь, Алексей Кириллович, представить тебе господина Ванзарова. У него к тебе дело.
Вронский вежливо улыбнулся, предлагая рукопожатие, но в глазах его читалось: «Кто же такой этот господин, что посмел иметь ко мне какое-то глупое дело?» Он был свободен и прост в обращении с равными и был презрительно-добродушен с низшими, что не хотел и не считал нужным скрывать.
– Степан Аркадьевич, вы не оставите меня с генералом наедине? – спросил Ванзаров, чем привел Стиву в окончательное замешательство. Он стал что-то бормотать и даже попятился к воротам.
Вронский взглянул на молодого человека, словно открыл в нем нечто интересное.
– Стива, у меня новый садовник-итальянец, – сказал он. – В саду творит чудеса. Рекомендую. Завтра могу отправить его к тебе.
Стива был глубоко признателен, о чем прокричал уже с улицы, и быстро удалился.
Ванзарову предложили пройти на веранду.
– Что вы сделали со Стивой? – спросил Вронский, устраиваясь в качалке. – Обычно он так безропотно повинуется только хорошеньким женщинам.
– У меня есть простые способы убеждения, – ответил Ванзаров. – Граф, я вынужден задать вам несколько вопросов, на которые вы можете не отвечать, разумеется.
– Разумеется, могу, – Вронский обозначил легкий поклон. – Позвольте узнать, кто вы.
– Чиновник для особых поручений от сыскной полиции. Расследую убийство Алексея Александровича Каренина.
Если новость и произвела на Вронского впечатление, то он ничем этого не выдал.
– Как печально, – сказал он, не кривя душой. С Карениным он не встречался так давно, что не представлял, как выглядит нынче его давний соперник. Несмотря на все, что между ними случилось, он относился к Каренину с большим уважением.
– Мне необходимо получить от вас кое-какие сведения, граф.
– Это зависит, что именно вас интересует, господин Ванзаров.
– Расскажите, что вы делали в день, когда погибла Анна Аркадьевна Каренина.
Вронский удивился: то ли это беспредельная наглость, то ли юноша не так прост, как кажется, и имеет право задавать подобные вопросы.
– Почему я должен вам отвечать?
– Потому, что, кроме господина Каренина, может пострадать еще кто-то.
– Кому именно угрожает опасность?
– У меня только предположения, не хватает фактов, – ответил Ванзаров.