Опасная граница: Повести

Его симпатии всегда были на стороне Юречки, но сейчас доводы вахмистра показались ему убедительными. Может, в конце концов все кончится благополучно? Утро вечера мудренее.

— А вы что собираетесь делать? — обратился Юречка к Стейскалу.

— Подождем. Патейдл обещал позвонить, как только вернется из Шлукнова.

— Поезд, наверное, уже не придет. Что же нам делать? — спросила Ганка.

— Вчера нужно было ехать. Вчера и поезда ходили нормально, — отозвался Стейскал. — Я еще когда вам говорил, что нужно ехать в Мельник...

— Не бойтесь, все образуется, — утешал их Биттнер.

— Если не будут ходить поезда, я остановлю у шлагбаума какой-нибудь грузовик, следующий в направлении Ческа-Липы, — решил Стейскал.

— Папа, поедем с нами, — предложила отцу Ганка.

— Не могу. Я должен быть здесь.

— Кому вы здесь будете служить? Гитлеру? — не удержался Юречка.

— Так что же мне, разобрать рельсы и поджечь здание станции? — спросил Стейскал и почему-то сразу успокоился.

Пока не выяснится, что произошло, спешить не следует. За себя он не боялся. Он служил здесь довольно давно, хорошо знал людей в округе и чувствовал, что его уважают. Если он получит официальный приказ сдать дежурство на станции, то найдет грузовик и перевезет свое имущество к родителям, а потом будет служить где-нибудь в другом месте. Железнодорожное начальство должно обеспечить его подходящей работой.

Юречка надвинул фуражку на взъерошенные волосы, схватил карабин и, не прощаясь, выбежал на улицу. Биттнер с достоинством вышел следом за ним. Стейскаловы услышали скрип песка под окном и голос Юречки, слабевший по мере того, как патрульные уходили по направлению к шоссе.

Стейскал посмотрел в окно. Его внимание было теперь обращено к шоссе. Если перестанут ходить поезда, то во внутренние районы страны можно будет добраться только на машине. И вдруг он вспомнил, что мост в лесу заминирован. Саперы, которые работали здесь в мае, утверждали, что они заложили столько взрывчатки, что от моста камня на камне не останется. Подпоручик, который ими командовал, был по профессии инженер-химик. Он очень сожалел, что, может быть, ему придется уничтожить то, что создавали своим трудом другие. Он морочил Ганке голову сложными формулами новых пластмасс, которые в будущем вытеснят из сферы производства дерево и металл. Дома тогда будут строить из полупрозрачного материала, чтобы людям попадало больше солнца. Фантаст! Но Ганка слушала его с благоговением.

Стейскалова опять начала рыться в чемоданчике. Видимо, таким образом она пыталась избавиться от гнетущих мыслей. Неужели этот день, о котором столько кричали в последнее время, действительно наступил? В магазине она не раз слышала неприкрытые угрозы в адрес чехов, но это ее не трогало. Для нее имели значение только дом и дочь. В отличие от мужа она не пыталась найти общий язык с местными жителями. По-немецки она говорила плохо и, хотя старалась объясняться простыми фразами, все равно путала падежи, времена и часто вынуждена была переходить на чешский. Местные достаточно хорошо этот язык понимали, особенно молодежь, отслужившая в армии, но говорить по-чешски не любили, да и не хотели, а в последнее время тем более.

— Что будем делать? — спросила Ганка.

Она чувствовала, что Юречка прав. Сегодняшние события, несомненно, повлекут за собой тяжелые последствия. Об отторжении Судетской области говорили уже давно. Так же, как и родители, она знала, что положение чехов в пограничных районах становится весьма неопределенным. Куда им деваться, если эта территория отойдет к Германии? Многие ведь здесь выросли, пустили корни. Кто им поможет?

Как было бы хорошо, если бы это был только кошмарный сон, после которого можно проснуться и снова почувствовать себя радостной, беззаботной... Она бы быстро оделась, выслушала очередную проповедь матери о том, что она способна проспать даже день страшного суда, выпила бы стоя чашку молока или какао, схватила книжки и поспешила на платформу, где ее уже ждал мотовоз. У нее все было рассчитано по секундам. А когда она опаздывала, машинист всегда ждал ее и не трогал мотовоз, пока она не садилась в вагон. Он ведь знал, что Ганка каждое утро ездит в школу. Жаль, что у нее нет силы, которая помогла бы ей вычеркнуть этот страшный день из жизни. Но такие чудеса бывают только в сказках, а день сегодняшний — это суровая действительность.

— Почему же в Румбурке орднерам не помешали ни жандармы, ни солдаты?

— Ты же слышала, что солдаты ушли в укрепления,— сказал Стейскал устало.

Патрульные уже скрылись в лесу и теперь, конечно, вовсю спорят. Юречка парень взбалмошный, он наверняка сбежит от вахмистра и помчится в лагерь местной охраны, где переполошит всех. Не дай бог, если в этой суматохе какая-нибудь горячая голова взорвет мост. Тогда мимо станции не пройдет ни одна машина и всем придется ехать через Георгсвальд.

— Что будем делать, папа? — опять спросила Ганка. Тишина ее тяготила.