Опасная граница: Повести

Марихен ясно дала ему понять, какими должны быть их дальнейшие отношения, и он не хотел ее сердить. Карбану он не лгал, он любил ее. И чем дольше он ее знал, тем сильнее становилось его чувство. Волновало его только то, что иногда приходилось сидеть за столом с контрабандистом, что Марихен участвовала в его темных делах. Хотя девушка обещала ему больше не помогать отцу, это не было решением вопроса. Надо было уговорить Кречмера бросить контрабанду и заняться честным трудом. Но каким? Нищета по-прежнему держит население округи в своих цепких лапах, текстильные фабрики Мюллера стоят, люди живут на пособия по безработице. А контрабанда кормит Кречмера, и, как он слышал от Марихен, кормит неплохо. Это чувствовалось по всему, в доме каждый грош не берегли. Поэтому, видимо, нет смысла заставлять его изменить образ жизни. Как только он, Кучера, женится на Марихен — теперь он думал об этом, как о чем-то само собой разумеющемся,— тут же попросит перевести его в другое место. И Марихен поедет с ним. Но что станет с Кречмером, который привык к ней и вряд ли захочет жить в одиночестве? Поедет ли он с молодоженами? Ведь в Кирхберге у него дом, друзья, компаньон Ганс...

— Не забудь, старина, что она контрабандистка, — сказал вдруг Карбан.

Очевидно, их занимали одни и те же мысли.

— Вы хотите сказать, что мне придется делать выбор между Марихен и службой? Так я вам сразу отвечу: лучше снять форму, чем жить без Марихен! — патетически воскликнул Кучера и услышал, как Карбан тихо рассмеялся:

— Не знал я, что ты настолько глуп.

— Я ведь, ей-богу... — попытался защищаться молодой человек, но старший таможенник прервал его:

— Да если бы ты не был государственным служащим, Кречмер сразу бы дал тебе от ворог поворот. Ты не первый, кто ухаживает за Марихен, но все твои предшественники уходили ни с чем, потому что ничего собой не представляли и ничего не имели за душой. Жили на пособия по безработице, да изредка кое-какая халтура перепадала. А старый козел не глуп, ему нужен зять с обеспеченным будущим. Однажды он даже попытался сосватать дочь за почтмейстера из Фукова, но Марихен об этом и слышать не захотела. Ты, наверное, и не догадываешься, что у тебя будет богатая невеста. Марихен от какой-то тетки унаследовала кучу денег. Если ты снимешь форму, Кречмер тебя и на порог не пустит. Он хочет подыскать для дочери стоящего жениха. Следит за ней, как дракон, и это меня не удивляет. Марихен — единственное, что у него есть.

С минуту было тихо. Кучера повернулся и увидел, что Карбан закрыл глаза и подложил руки под голову. Через секунду он уснет и проснется точно двадцать минут первого, когда им надо будет заканчивать дежурство. Но Карбану вдруг расхотелось спать. Он закрыл глаза от солнечного света, а в голове его роились мысли, навеянные разговором с Кучерой. Они вызывали в душе горечь и печаль.

Он понимал, что его собственная жизнь — это сплошная цепь разочарований. Жена не жила с ним, дети умерли... Нет, лучше не вспоминать. Как только он возвращался к событиям, оставившим след в его жизни, то всегда испытывал жгучую боль. Жена приезжала к нему иногда, чтобы привести в порядок квартиру, оставалась на два-три дня, но потом вновь возвращалась в Кралупы, где у нее был дом и где жила ее больная мать. В последний раз они сидели рядом, как два дальних родственника, которые едва знакомы и поэтому им нечего сказать друг другу. Они добросовестно пытались преодолеть разделявшую их отчужденность, но оба чувствовали тщетность этих попыток. Их ничто не связывало, может быть, только воспоминание об умерших детях. Жена говорила, что она уже многие годы больна, но никогда не рассказывала, что это за болезнь. Может, это была просто отговорка, чтобы не жить с ним на границе, чтобы не покидать свой дом и старую мать, которая нуждалась в уходе? А он и не настаивал, чтобы она жила с ним, привык к одиночеству. Когда она уезжала, ему становилось легче. Внутренняя напряженность, от которой он не мог избавиться в присутствии жены, после ее отъезда сразу исчезала. Он любил спокойствие, тихий холостяцкий дом. Он готовил себе то, чего ему хотелось, а если не было желания возиться у плиты, шел обедать в трактир. Он смирился со своим положением. Только воспоминание о детях продолжало причинять боль. Если бы они были живы, все было бы иначе. За Олинку он боролся больше всего. Она умерла в четыре года от тяжелой лейкемии. Двое ее братьев умерли, не прожив и года. Что за проклятие преследовало его семью?

— Что поделаешь! — проговорил он вслух. Уловив, что Кучера повернулся к нему с немым вопросом, Карбан начал говорить с плохо скрываемым волнением: — В молодости человек планирует, как будет жить, как все устроит, но потом случается что-то непредвиденное и все планы идут прахом. Я всегда хотел иметь большую, дружную семью, но из этого, как видишь, ничего не получилось. Некоторые быстро смиряются со своей судьбой, а я не могу, хотя ничего другого мне не остается.

Вокруг них жужжали мухи, снизу все еще доносилась музыка, а над ними простиралось голубое безоблачное небо.