Опасная граница: Повести

Солдаты скрепя сердце покидали линию укреплений.. Многие плакали от стыда и жалости к самим себе, проклиная правительство и командование за то, что они так легко капитулировали. Капитулировали без единого сражения, без единого выстрела. Среди отступавших были и такие, чей дом находился поблизости. Они понимали, что если покинут этот край, то вряд ли вернутся назад. Один солдат-запасник, у которого семья жила в Варнсдорфе, вышел из строя, будто по нужде, забросил в чащу пулемет и больше не появился. Этот пулемет подобрал потом Гентшель. Он понимал, что сейчас переживают эти парни. Он и сам находился в таком же положении. Только вот с домом его уже ничего не связывало, а на территории, занятой немцами, его ждала тюрьма. Проблема запасников из пограничных районов непроста. Хотя они и считали себя чехами, но жили в пограничных районах с самого детства, женились на немках, а детей в большинстве случаев воспитывали на немецкий лад. Этих людей не очень пугала предстоящая оккупация, и они стремились домой, к жене и детям, к хозяйству, которое поднимали в течение долгих лет. Родина, народ, к которому они принадлежали, в эти минуты отступали для них на второй план.

— Гентшель, будьте благоразумны! — снова попросил Юречка.

Не дождавшись ответа от человека в поношенном зеленом пальто, он вышел из дота через открытую дверь. Откуда-то доносился шум мотора. Солдаты грузили остатки боеприпасов. В соответствии с решением демаркационной комиссии пограничные укрепления надо было освободить еще вчера, по произошла задержка, потому что не подали вовремя грузовики. Офицеры, по большей части призванные из запаса, не знали, что делать. Телефон не работал — «пятая колонна» действовала в эти дни активно, и число диверсий неизмеримо возросло. Раньше всех уехали взвод противотанковых орудий и три легких танка, которые располагались на этом участке обороны. Потом укатили на повозках минометчики и рота станковых, пулеметов. Солдаты, занимавшие доты, уходили последними. С грустью и сожалением поглядывали они на доты, ведь с каждым у них были связаны какие-нибудь воспоминания. Они даже успели дать дотам собственные названия: Марженка, Власточка, Яночка, имени Яна Жижки, памяти таборитов.

Теперь из подожженных долговременных огневых точек валил дым — это горела деревянная обшивка, грубая мебель, сколоченная солдатами из досок, и вещи, которые они не смогли унести. Рюкзаки и без того были неподъемными. Армия отступала в полном вооружении. Она была еще боеспособна.

В дотах глухо рвались забытые боеприпасы, которых касался огонь. И только одни дот, стоявший особняком и выдвинутый к шоссе, не горел. В нем-то как раз и прятался в ожидании врага Гентшель. Немец по национальности, старый коммунист и участник революционных боев в Испании, которого немцы же избили и осудили на вечное изгнание, именно здесь решил рассчитаться с ними.

Юречка не сумел подыскать аргументов, способных убедить Гентшеля, человека смелого и твердого, уйти в безопасное место. Юречка понимал, что решение, принятое старым коммунистом, — своего рода отчаянный протест против судьбы, что в сопротивлении этом есть нечто символическое. Немец хотел бороться против немцев, в то время как чехи в замешательстве покидали свои пограничные укрепления. Господи боже мой, ведь они тоже хотели сражаться!

Юречка посмотрел вниз, где из тумана проглядывало шоссе. Именно оттуда придут враги. Другого пути нет. Поэтому здесь и была возведена тройная линия дотов. К заграждениям и завалам, устроенным на шоссе, сначала подойдут немецкие танки и бронетранспортеры, а потом и грузовики с солдатами. Вот Гентшель и решил открыть огонь, как только покажутся эти грузовики.

Сумасшедший! Конечно, это вызовет массу осложнений. Почему стреляли по немецким войскам? Кто дал приказ? Но расследование все равно ничего не выяснит, потому что штатский в поношенном зеленом пальто, очевидно, скроется в лесу и выйдет из него где-нибудь на другой стороне гор.

Юречка вздохнул и вернулся в дот. Когда глаза вновь привыкли к полумраку, он увидел, что Гентшель по-прежнему стоит рядом с амбразурой у ручного пулемета. На пустом ящике лежало десять полных магазинов. Он выпустит две сотни пуль, а потом...

— Пошли! — категорично потребовал Юречка. — Не злите меня, черт побери! Там еще грузят кое-какие материалы, может, и нас прихватят. Немцы провозятся с заграждениями несколько часов, так что вам долго придется ждать. И совершенно напрасно. Слушайте, я понимаю, что вы хотите оказать символическое сопротивление... Но плюньте вы на все! Вы уже досыта настрелялись, да и эта идиотская станция стоила орднерам немало крови. Поймите, один человек в данном случае ничего не сможет сделать. Если бы здесь, к примеру, остался весь батальон, тогда бы мы доказали немцам, что умеем защищаться... А так... Один человек — это капля в море. А мстить за Маковеца, за Пивоньку... когда все проиграно... Поймите, обидно не только вам. Всех нас продали и предали, но с этим придется смириться.

— Я не привык мириться с подлостью, поэтому и поехал в Испанию.