Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Вопросы Куайна (о которых шла речь в начале главы) побуждают нас сомневаться, исчислимы ли не существующие в реальности возможные объекты. Одним из достоинств предложенной нами интерпретации биологической возможности является то, что благодаря ее «случайной» формальной системе (системе, которая случайным образом навязана нам природой – по крайней мере, в нашем конкретном случае) мы можем учитывать разнообразные несуществующие в действительности возможные геномы; их количество Чрезвычайно велико, но, конечно, и среди них нет двух совершенно одинаковых. (Геномы по определению отличаются друг от друга, если у них не совпадают нуклеотиды в одном из нескольких миллиардов локусов.) В каком смысле действительно возможны не существующие в реальности геномы? Лишь в одном: если бы они сформировались, то были бы стабильны. Иной вопрос, могла ли бы та или иная последовательность событий привести к их формированию: ответ на него зависит от того, насколько они доступны при рассмотрении их из той или иной позиции. Можно быть уверенным, что при данном наборе стабильных возможностей большинство геномов никогда не сформируется, ибо тепловая смерть Вселенной прервет процесс строительства до того, как в жизнь воплотится сколь-нибудь значительная часть геномов из Библиотеки Менделя.

Обязательно следует отметить еще два довода против такой интерпретации биологической возможности. Во-первых, не является ли она вопиюще «геноцентричной» – ведь в ее рамках все соображения относительно биологической возможности увязаны с доступностью того или иного генома в Библиотеке Менделя? Предложенная нами интерпретация попросту игнорирует (а потому считает по умолчанию невозможными) «создания», не являющиеся сучьями какой-либо из веток Древа Жизни, выросшего до своего современного состояния. Но это и есть грандиозная унификация намеченной Дарвином биологической картины! Если вы не лелеете фантазии о спонтанном творении новых форм жизни в результате некоего «Особого акта творения» или (секулярная версия философов) «Космической случайности», то соглашаетесь, что любой элемент биосферы является тем или иным плодом Древа Жизни (или – если речь не идет о нашем Древе Жизни, то какого-либо иного Древа Жизни, характеризующегося иными отношениями доступности). Джон Донн утверждает, что человек – не остров, а Чарлз Дарвин добавляет, что не является островом и моллюск или тюльпан – каждый возможный живой организм перешейками поколений связан со всеми другими организмами. Заметьте, что эта теория включает любые возможные в будущем технологические чудеса при условии – как мы уже отмечали, – что у создателей этих чудес, а также их инструментов и методов, есть свое место на Древе Жизни. Еще один небольшой шаг позволяет включить в эту совокупность инопланетные организмы при условии, что те тоже являются плодами Древа Жизни, подобно нашему, пустившего корни в какую-то совершенно не чудесную физическую почву155.

Во-вторых, почему мы подходим к биологической возможности совсем не так, как к физической? Если мы допускаем, что «физические законы» определяют границы физической возможности, почему бы не попытаться определить биологическую возможность посредством «биологических законов»?156 Многие биологи и философы науки утверждали, что биологические законы существуют. Разве предложенное определение не исключает их существования? Не объявляет их излишними? Вовсе нет. Оно позволяет утверждать, что некий биологический закон довлеет над пространством Библиотеки Менделя, но налагает тяжкое бремя доказательства на любого, кто считает, будто в биологии есть законы, превалирующие над законами математики или физики. Задумайтесь, например, о судьбе закона Долло.