Опасная игра Веры Холодной

– Вот это – настоящий чеховский «человек в футляре»! – Амалия Густавовна говорила с выраженным неодобрением, кривя свои полные губы, несмотря на возраст не утратившие чувственности. – Нет, не в футляре – в сейфе! Замкнут, нелюдим, весьма недобр, скрытен. Невозможно понять, что у него на уме, но стоит только взглянуть, как сразу чувствуется, что ничего хорошего там быть не может. Крайне неприятный тип этот Стахевич! Но дело свое знает, за что его Александр Алексеевич и ценит. Снимает разных букашек из папье-маше, совсем как живых! Но этим все его достоинства исчерпываются. У меня при взгляде на него здесь, – Амалия Густавовна положила короткопалую руку на свою объемистую грудь, – холодом тянет. Слава богу, что Стахевич работает дома и редко появляется в ателье. Ему даже жалованье домой возят, такие у него privilиges[42].

«Пусть он работает дома, но все равно же имеет отношение к киноателье», – подумала Вера и попыталась вытащить из Амалии Густавовны еще что-нибудь о Стахевиче. Но та, к великому Вериному сожалению, ничего интересного рассказать не смогла, только талдычила про скрытность и замкнутость да про «холод на душе». А потом и вовсе ударилась в воспоминания о драматическом театре Анны Алексеевны Бренко, в котором когда-то училась азам своей профессии. Вспоминала целый час, до тех пор, пока ее не позвали гримировать актеров, снимавшихся в «Го́ре Сарры».

«Ничего, – утешала себя Вера, – первый блин всегда выходит комом. Во всяком случае, Амалия Густавовна может оказаться полезной. Мало ли что».

От душистого табачного дыма и раскатистого баса собеседницы у Веры заболела голова. Слева болело больше, чем справа. «Уж не мигрень ли у меня начинается? – испугалась Вера. – Вот уж чего не хватало, так этой напасти!» Посчитав, что на сегодня с нее довольно (да и на что она годится с больной головой?), Вера собралась ехать домой. Гардеробщику, при ее появлении заулыбавшемуся в щетинистые усы, Вера снова дала двугривенный и, пока тот совершал ритуал со щеткой, спросила будто невзначай:

– А что, Владислав Казимирович давно не появлялся в ателье?

– С прошлого вторника не были-с, – ответил гардеробщик. – Они вообще редко к нам наведываются. Заняты очень.

Стахевич определенно заинтриговал Веру. И то, что он не появлялся в ателье в день убийства режиссера Корниеловского, не имело ровным счетом никакого значения. Как говорится, «где имение, а где наводнение».

8

«Вчера вечером на Второй Мещанской, в доме Дамского попечительства о бедных, агентами охранного отделения был задержан опасный террорист Корабельский-Кнуров, разыскиваемый с 1908 года после покушения на начальника Киевского охранного отделения подполковника Еремина. Будучи окруженным 6-ю агентами, Корабельский-Кнуров отказался сдаться и открыл стрельбу, тяжело ранив одного из агентов. Ответными выстрелами террорист был убит».

Газета «Московские ведомости», 17 января 1913 года

В ночь с пятницы на субботу неожиданно потеплело. Не настолько, конечно, чтобы по улицам побежали ручейки (январь как-никак на дворе, не апрель), но настолько, чтобы было можно позволить себе пройтись до киноателье. Тем более что в списке рекомендаций профессора Побежанского значились и прогулки. «Гулять и вообще бывать на свежем воздухе как можно больше» – было написано в девятом пункте. Выписанными ей микстурами, укрепляющей и успокаивающей, Вера пренебрегла, даже в аптеку за ними заезжать не стала. Зачем ей микстуры (тем более что все они, как правило, горькие), если она чувствует себя бодро и нервы у нее в порядке?