Кульбицкий изумленно смотрел мне в рот:
— Значит, эти козлы тебя тут выследили и не сумели угомонить, а засветились сами?
— Во-во!
— Ой, какие идиоты! — он застонал, закрыв глаза и раскачиваясь телом из стороны в сторону.
— Такие же, как их хозяин, — я насмешливо и торжествующе смотрела на униженного и поверженного противника. Но свою газовую «беретту» из рук тем не менее не выпускала. И заметила, что он на нее оценивающе поглядывает.
— Ну ладно, — покаянным тоном произнес Кульбицкий, — раз уж ты оказалась такой шустрой, запираться дальше нет никакого смысла.
— На редкость мудрая и своевременная мысль посетила твою больную голову, — воскликнула я. — Ну, выкладывай!
— Я действительно уговаривал этих «шестерок» выступить в роли как бы случайных свидетелей. И хорошо им забашлял, так что они должны были даже под распиской в суде указывать на Палтусова. А на Игорька я давно зуб имею, и не без причины. Эта мразь как-то на одном пикничке мою Елену подпоил за светской беседой и в лесок поволок. Она еле вырвалась. Ну что ему, морду бить, — толку-то! Я и решил, как говорится, наказать рублем.
— Долларом. И не одним.
— Ну, пусть будет так.
— Значит, теперь можно надеяться, что Игоря Петровича ты со своими «гоблинами» оставишь в покое?
— Куда же деваться, раз ты оказалась такая крутая!
Он попросил чего-нибудь выпить. Я отконвоировала его на кухню, откуда неслись нескончаемые вопли заточенных в подполе. Улучив минутку затишья, я крикнула им:
— Слушать меня, козлы! Если сейчас не заткнетесь, открою крышку и всех вас перестреляю. Шутить не буду.
Больше тишину не нарушало ничто, только из спальни доносились всхлипы Елены.
— В общем, твоим «свидетелям» на глаза ментам лучше не соваться и меня больше не трогать — а то я вас всех мигом сдам им, есть за что. Уж мне-то поверят! Так что насчет Палтусова я теперь спокойна. Но мне нужен пистолет — когда ты его отдашь?
Он сыграл искреннее возмущение и негодование, стал махать руками, подпрыгивать на табуретке:
— Стал бы я тебя нанимать, если бы…
— А я к тебе, как ты помнишь, и не нанялась. Мои настоящие клиенты — более солидные и порядочные люди, чем ты!
Он даже позеленел от злости:
— Нет у меня пистолета! Я сам в первую очередь хочу знать, кто его украл, и наказать гада. Может, этот художничек Витя?
— К Вите я еще съезжу. На всякий случай. Хотя уверена на девяносто процентов, что «пушку» ты прячешь где-то здесь, неподалеку.
Он уставился глазами в пол и о чем-то сосредоточенно думал.
— Давай, давай, колись! Если чистосердечно признаешься — даю слово, что для публики я сделаю вид, будто нашла пистолет в каком-нибудь тайнике, там придумаем. И ты останешься при своем, без шума и скандала. Но если не отдашь «пушку» — я тебя в покое не оставлю, дожму всеми способами, разорю, опозорю и в итоге постараюсь посадить. Хреново будет, Леша!
Кульбицкий как-то странно посмотрел на меня и тихо произнес:
— Ну хорошо. Только если ты меня обманешь, то сильно пожалеешь об этом. Отомщу жестоко.
— Мое слово — это не твое слово!
— Посмотрим. Давай сейчас спать, а утром поедем.
— Куда это? Разве он у тебя не здесь припрятан?
— Что ж я, глупее тебя, что ли? Тут километрах в десяти, недалеко от поселка, строили птицефабрику, да и бросили уже лет пять назад. Вот там, в одном из цехов.
— Ишь ты, куда занесло! Поехали сейчас, а то ночью ты что-нибудь изобретешь и слиняешь или пристукнешь меня. Наручников-то больше нет.
— Ладно, как скажешь. — Он поднялся с табуретки.
Мы пошли в комнату Елены. Она лежала на спине и широко открытыми глазами глядела в потолок.
— Лена, я понимаю, что тебе тошно находиться в компании этого подлеца. Но сейчас нам надо съездить за пистолетом, он обещал его отдать. Это недалеко. Тебе придется вести машину, потому что я буду держать Кульбицкого под прицелом — черт его знает, что у него на уме?
Она поднялась, мрачно глянула на жалкий видок своего жениха и сказала:
— Наверное, надо захватить лопату и фонарик.
— Ты права, дорогая, — Кублицкий осекся.
— Дорогие тебе — проститутки. Небось на них денег не жалеешь?
…В нашем распоряжении был «УАЗ» братков Углановых, который я перед приездом Алексея предусмотрительно отогнала под прикрытие леса. Елена долго возилась с зажиганием, наконец, трясясь и урча, машина выехала на дорогу. Кульбицкий сидел на переднем правом сиденье, а сзади устроилась я с пистолетом в руке. Этот дурак так и не просек, что пушка-то у меня — газовая.
Тряслись мы по сельским колдобинам где-то минут двадцать, Кульбицкий, вглядываясь в темноту, командовал, как ехать. Немного поплутали, но ночь была ясная, луна светила ярко, и вскоре впереди обозначились контуры какой-то стройки.
Мы вышли из машины и огляделись по сторонам. В тишине громко стрекотали цикады. Вокруг недостроенного корпуса птицефабрики пышно разросся бурьян и кустарник. Чернел пролом входа. Я попросила Елену остаться в машине, сказав, что мы быстро вернемся, и, держа пистолет наготове, дала в руки Кульбицкому фонарик.
— Давай свети и смотри, где тут…