Опасная колея

Вспышка, грохот, зелёные брызги, вопль перепуганного городового…

Белый до синевы Листунов мешком свалился на диван, но тут же вскочил, как ужаленный.

— Накладывать защитные чары на мягкие мебели обычно не принято, — устало заметил Роман Григорьевич. — Присаживайтесь, не бойтесь.

Тит Ардалионович был уверен, что посрамлённый пальмирец присмиреет, станет вести себя проще, без прежнего апломба. Однако, тот удивительно быстро восстановил присутствие духа, и даже перешёл в наступление.

Что ж, господа, ваша осведомлённость в магических делах впечатляет, должен признать, она спасла мне жизнь. Но это же и настораживает. Будьте добры объясниться. Академик убит совсем недавно. Вчера вечером он был жив и здоров, но вы уже выезжали из столицы к месту ещё не состоявшегося убийства. Что это — дар предвидения? Или… — он сделал многозначительную паузу, — есть какая-то иная связь?

Ивенский улыбнулся обезоруживающе:

— Полно вам, Иван Агафонович, мы ничего не знали заранее, и рассчитывали переговорить с живым Контоккайненом по поводу аналогичного преступления, случившегося накануне в Москов-граде. О новом преступлении мы узнали, только подъехав к дому.

— Да? — смягчился Листунов. — Что ж звучит убедительно. Но вы должны мне рассказать о московском деле, это может помочь следствию.

— Непременно, — обещал Ивенский. — Но прежде скажите. Вы вчера должны были получить телеграмму с распоряжением приставить к дому покойного охрану. Нельзя ли допросить этого охранника? Он жив, вы сегодня видели его?

— Если бы! — вскричал молодой человек с досадой. — Телеграмма действительно была, и начальник нашего отделения, Семёнов Афанасий Дмитриевич, вчера вечером лично встречался с покойным по этому поводу. Но Контоккайнен от охраны отказался категорически: ногами топал, кричал, что никому не позволит за собой следить. Форменную истерику устроил — я сопровождал его высокоблагородие и сам был тому свидетель… Обошёлся с нами, к с дворовыми мужиками, только что палкой не велел гнать! И вот вам результат! — он картинным жестом указал на труп.

Ивенский поморщился.

— Так приставили бы наружную, негласную охрану, всё лучше, чем ничего.

Листунов развёл руками.

— Увы. Его высокоблагородие был очень зол вчера после встречи с магом. Он сказал: «Не желает — не надо, пусть пропадает, если на то его воля. Плакать никто не станет». Дело в том, что академик грозился обратить его в жабу.

Роман Григорьевич удивлённо поднял бровь.

— Вот как? Суровый, однако, нрав был у покойного. Пожалуй, не стану докладывать в столицу о вашем промахе. Напишем: наружный страж ничего подозрительного не заметил. Под наружным стражем будем понимать дворника — вы предупредите его.

— Непременно предупредим, — Листунов взглянул на приезжего чиновника с благодарностью, похоже, лёд в их отношениях начинал подтаивать, завязался диалог.

— Кто же обнаружил тело?

— Студент, некто Илларион Пятницкий. Академик хворал третий день, и юноше поручено было принёсти ему неотложные бумаги с кафедры. Отомкнул дверь своим ключом, увидел труп, доложил дворнику.

— У студента имелся свой ключ? Что же, он был доверенным лицом академика?

— Ни в коей мере. Для подобных случаев покойный нарочно оставлял ключ на кафедре. Не любил, чтобы его беспокоили стуком — причуда такая. Студента, на всякий случай, задержали, свезли в отделение — позже можно будет допросить.

— Прислугу покойный держал? Ученики были?

— Только студенты, личных учеников не держал. Прислуга приходящая, да и она…

— …Пропала пару дней назад, — закончил фразу Ивенский.

— Пропала. По слою пыли догадались? Похвально. Умение наблюдать — главное в нашем деле. А также умение сопоставлять факты, делать выводы и без излишней чувствительности вести допрос. Записки Видока читали? — и, не дождавшись ответа, — Ознакомьтесь непременно! Чрезвычайно полезное чтение.

— Не премину, — обещал Роман Григорьевич, давно и прекрасно знакомый с литературным творением знаменитого французского сыщика. — Вы распорядитесь, чтобы тело поискали среди замёрзших бродяг… Тит Ардалионович, вот вам и лишнее подтверждение схожести двух преступлений! Эх, как бы нам всё-таки в эту шифоньерку заглянуть? Я не уверен, что чары полностью обезврежены фикусом.

Постепенно они скормили опасной шифоньерке весь фикус целиком, на последнем куске она окончательно перестала вспыхивать и плеваться зелёным. Но всё равно, было страшновато: к растению попривыкла, а с человеком как себя поведёт? Тит Ардалионович хотел совершить акт самопожертвования, испытать на себе — Ивенский и думать запретил, сказал, если Удальцев попытается — он лучше сам его убьёт, чтоб не мучился. Тогда Листунов предложил неуверенно:

— Может, приказать, чтобы кошку изловили? Или п-пса какого пусть приведут? — на «псе он слегка заикнулся.