Опасная любовь

Я послушалась, закрыв глаза, и действительно стало легче. Мир перестал понемногу кружиться. Пальцы ощутили его кожу, твердость мышц под ней. Потом, я осознала, что бардак в моем сознании длился всего несколько минут, за которые мы уже куда-то сместились и теперь садились в машину. Вокруг по-прежнему был лес. Во всяком случае, я слышала только шелест листвы и пение птиц. И бормотание Игоря.

— Нет, кис, еще рано! — он среагировал на мое желание открыть глаза раньше меня самой! Это как? — Рано, малыш. Просто поверь. Вот, глотни еще. Это поможет восстановиться быстрее.

— Ты тоже… — с трудом спрашиваю я, но умолкаю и покорно пью очередную порцию. Едва не поперхнулась, ощутив, наконец, какая это гадость.

— Пей, кис, — вздыхает Игорь. — Знаю, невкусно. Но все равно пей. Просто поверь, так будет лучше. Да, я в свое время не раз сидел на такой цепи, так что знаю, что говорю, — он снова обнял меня, усадив на сиденье, и теперь просто стоял рядом, обнюхивая макушку. — Моя киса! Любимая! Прости! Я дурак! Я не поверил тебе… кому же мне еще в этом мире верить, если не тебе? А я… ты простишь меня?

— Давно… простила… — прошептала я и снова заревела. На этот раз от облегчения.

— Люблю! Больше жизни! — шепчет он, крепко обнимая. — Никому не отдам! Никогда! Больше никогда!

— И… я… — умолкла, потому что горло снова начало нещадно драть и першить.

— Молчи, малышка, — шепчет он. — Просто молчи! Дай телу восстановиться.

— Запах… — прохрипела я сквозь кашель.

— Знаю, — отвечает он. — Колючка упрямая! Говорю же, молчи! Я скажу, когда можно будет. Все равно раньше не тронемся. Да и потом тебе лучше будет поспать. Тебе сейчас от любого движения плохо будет.

— Почему… так? — не утерпев, спрашиваю я.

— Потому что за неделю ты перешла на трехмерное восприятие мира. Точно такое же состояние у тебя было при твоем появлении на свет. Но тогда ты, во-первых еще вообще никак не умела воспринимать мир и училась видеть и чувствовать его сразу многомерным. А во-вторых ты этого процесса в принципе помнить не можешь. Там сознания и оперативной памяти еще нет. Она просыпается позже. А кроме того ты в то время занималась исключительно тем, что ела и спала. Ну, и периодически выдавала продукты переработки. Так что это состояние адаптации прошло мимо тебя. Когда ты тебя надели цепь ты, скорее всего, была без сознания, то есть адаптация к трехмерному восприятию прошла тоже практически незамеченной. И потом куда проще упростить, чем усложнить, верно? Вот, сознание довольно быстро упростилось, а теперь возвращается к исходному состоянию многомерности. Это тяжело, но необходимо. Просто его нужно переждать и не поддаваться панике. Все, кис, теперь можно. Открывай глаза. Только не пытайся делать очередную глупость и пытаться оперировать сумраком. Поверь, ничего хорошего из этого не выйдет. И вообще, сейчас самое лучшее для тебя состояние это сон.

Я осторожно открыла глаза и убедилась, что Игорь прав. Мир больше не сходил с ума. Я снова видела, чувствовала сумрак, свои тени и безумно захотелось убедиться, что я могу ими владеть, но помня предостережение, не стала этого делать.

— Вот, и умница! — Игорь улыбнулся краешком губ. — Ещё пить?

— Лопну? — предположила я.

— Не, ты еще даже не намокла как следует, — он протягивает мне очередную бутылочку. — Давай, попробуй удержать сама. Сразу предупреждаю, чтобы не пугалась, там снотворное. Потому что иначе ты не вынесешь передвижение в машине. Проснешься уже дома.

— А тенью? — спрашиваю я, но тут же по его страдальческому лицу понимаю, что нельзя. Иначе он такие сложности не разводил бы. — Ладно…

Дрожащими от слабости руками я беру бутылочку и покорно глотаю ее содержимое. Игорь до последнего стоит рядом и обнимает, словно боится отпустить. Но на самом деле это я боюсь, что он меня отпустит. Засыпать страшно. Очень. Я боюсь, что проснусь снова в пещере, и Роман будет надо мной издеваться. Я едва не сорвалась в истерику, когда меня начало клонить в сон. Изо всех сил вцепилась в мужа, дрожа всем телом. И все равно не смогла удержать слез, до последнего борясь с подступающей темнотой.

Проснулась действительно дома, в ртутно-стальной постели Игоря, заботливо укрытая пушистым пледом. Ужасно хотелось есть и пить. Но еще страшнее было оказаться одной. Свернувшись в комочек, я замерла, не решаясь пошевелиться. Вдруг это все снова иллюзия? Или сон? К голоду я привыкла. К жажде тоже. А вот страх буквально выедал мозг, делая беспомощной, подобно ребенку. Сама не заметила, как снова начала плакать и звать. Игоря.

Киса! Я здесь, я рядом! — тут же донеслась по связи мысль-чувство. — Я скоро буду!

Он, в самом деле, пришел. Тенью. Просто появился рядом и обнял, рухнув в кровать не раздеваясь. Обнял вместе с одеялом. Уткнулся в шею, легонько фыркнул и проворчал.

— Прости, я задержался. Немного не рассчитал. Был суд. Бессонова приговорили к казни. А его отец сложил с себя полномочия главы совета. Теперь вместо него Жданов. Стальное Жало. Больше его нет, малыш. Совсем. Ты ела? Еще нет? Пойдем на кухню или я принесу сюда?