Опасная ложь

Не знаю, сколько прошло времени с того момента, как меня заперли в этой комнатке, но кажется, будто целая вечность. Каждый нерв в теле сводит от напряжения, и я уже не понимаю, что пугает больше — перспектива застрять здесь надолго, или, наоборот, что за мной вскоре придут. В таком состоянии я бы сейчас, наверное, вздрагивала от каждого шороха, но никаких шорохов нет. В помещении царит гробовая тишина, и это давит на меня, пожалуй, еще сильнее, чем все остальное.

Наверное, поэтому, когда я слышу щелчок провернувшегося в двери замка, подскакиваю на месте и трусливо забиваюсь в угол. Воображение рисует картины одну ужаснее другой: будто сейчас на пороге появится чуть ли не сама смерть с косой. Но когда дверь открывается, я вижу перед собой всего лишь ненавистную рожу Николая.

— Ну? Как спалось? — с наглой ухмылкой интересуется он, а я буквально прихожу в бешенство от его веселья.

— Думаешь, я спала, козел? — злобно шиплю из своего угла, все еще продолжая трястись от страха.

Терминатор негромко усмехается, и интересуется с неприкрытым любопытством во взгляде:

— И откуда ты взялась такая смелая?

— Лучше скажи, откуда ты и твой придурок хозяин взялись на мою голову? И что вам от меня надо?!

— За языком следи, девочка, — холодно произносит он, вмиг становясь серьезным. — Не в том положении сейчас находишься, чтобы борзеть.

— Ты прав, я в ужасном положении нахожусь. Еще бы узнать, какого черта вы меня в него загнали?

— Пошли, — кивает он головой на выход.

— К..куда? — блею я, мгновенно растеряв всю уверенность.

— В дом. Константин Владимирович хочет поговорить с тобой.

* * *

Как я и предполагала, из гаража есть вход в дом, но он находится в противоположной стороне от места моего заточения. Я иду сама, Николай не ведет меня, как овцу на заклание, не толкает в спину, даже не подгоняет грубыми фразами, типа «Пошла!» или «Шевелись, давай!», когда я торможу. А торможу я, надо сказать, часто, потому что от голода и бессонной ночи, проведенной на грани нервного срыва, меня шатает, голова кружится, и кажется, будто я вот-вот упаду. Плюс ко всему от страшных догадок о причинах происходящего меня снова колотит, а в ногах поселилась трусливая слабость.

Особенно сложно дается подъем по ступенькам, где терминатору приходится схватить меня за локоть, потому что я случайно спотыкаюсь и едва не падаю вниз лицом.

К счастью, преодолев лестницу, мы попадаем сразу в дом. Я понимаю это, потому что в помещении, в котором мы оказались, есть окна, и сквозь них сочится яркий солнечный свет. Значит, уже наступило утро, или даже день. Выходит, меня продержали в гараже всю ночь.

После искусственного освещения яркий дневной свет режет глаза, и мне требуется какое-то время, чтобы привыкнуть к нему, а когда, наконец, становится легче, я начинаю яростно сканировать взглядом пространство. Николай ведет меня сквозь холл, или гостиную, которая производит на меня неожиданно приятное впечатление. Дом Баженова я представляла себе иначе изнутри. Этакой мрачной мужской берлогой в стиле минимализма. Или, наоборот, ожидала увидеть нечто пафосное, вычурное, безвкусное, под стать его гнилой натуре и раздутому самомнению. Но здесь все не так. Здесь уютно, и даже как-то по-домашнему… Мебель из светлого дерева, мягкие диваны, панорамные окна в пол с воздушными портьерами. Складывается такое впечатление, будто к выбору интерьерного стиля приложена женская рука. В такой гостиной с легкостью можно представить себе счастливое семейство с кучей детишек, бегающих и резвящихся повсюду, но никак не безжалостную тварь Баженова.

Из гостиной мы перемещаемся в следующую комнату, которая мало чем отличается от предыдущей, разве что в центре стоит сервированный на две персоны большой прямоугольный стол. Но стоит мне заметить у окна высокую мужскую фигуру в деловом костюме, как все мимолетное очарование окружающим интерьером бесследно исчезает, сменяясь острой смесью ненависти, презрения и страха.

Мой надзиратель подводит меня к столу и застывает на месте едва ли не с солдатской выправкой. Баженов стоит к нам спиной, ведет диалог с кем-то по телефону. Договорив, он поворачивается и скользит по мне равнодушным взглядом.

— Николай, ты свободен.

Не проронив ни слова, терминатор разворачивается и уходит, а я едва заставляю себя подавить слабовольный порыв попросить его остаться. Мне до зубовного скрежета, до холодного пота по спине не хочется сейчас оставаться наедине с Баженовым.

Но очень скоро мы все же остаемся вдвоем. Он бесстрастно разглядывает меня еще несколько секунд, прежде чем сдвинуться с места, и неспешной походкой направиться в мою сторону.

— Доброе утро, Алена, — вкрадчиво произносит, остановившись в паре шагов от меня. — Ты какая-то притихшая сегодня?

— Издеваешься? — заставляю себя подавить страх, и со злостью смотрю ему в глаза.

Баженов ухмыляется, разворачивается и подходит к столу, отодвигая один из стульев.

— Прошу, присаживайся.

— Спасибо, я постою.