Мила возмущённо и очень смешно закатывает глаза:
— Вообще-то мне скоро пятнадцать.
— А по тебе и не скажешь.
— Алена, я ведь и обидеться могу.
Мы оживлённо болтаем обо всем на свете, смеёмся, и на какое-то время я напрочь забываю обо всем, что разъедало меня изнутри все эти дни. Чувствую себя так, будто я тоже снова беззаботная школьница, весёлая, открытая, добрая… Умеющая радоваться жизни.
Мила смогла сотворить настоящее чудо, и меньше всего на свете мне хочется ее отпускать от себя куда бы то ни было. Я понимаю, что ее отец скоро должен вернуться домой, и, скорее всего, первым делом он заглянет к ней, а когда не обнаружит, будет искать и волноваться. Хочу напомнить Миле об этом, ведь было бы кощунством после всего, что случилось, снова заставлять его переживать, но не успеваю.
Мы лежим на спинах рядом друг с другом и громко хохочем над очередной шуткой, когда дверь спальни раскрывается, вспыхивает яркий свет люстры, и мы обе как по команде садимся, чтобы увидеть на пороге комнаты её отца.
— Веселитесь? — ледяным тоном интересуется он, просканировав окружающую обстановку взглядом.
— Пап, я не могла уснуть одна, и решила побыть с Алёной, пока ты не вернёшься, — виновато улыбается Мила.
— Я уже понял, — холодно отзывается он. — Иди в свою комнату, я сейчас подойду.
— Спокойной ночи, — девочка поворачивается ко мне и дарит ласковую улыбку, а потом совершенно неожиданно чмокает в щеку.
От неожиданности и тут же накрываю место её поцелуя ладошкой, и не могу сдержать растроганную улыбку.
— Спокойной ночи, Мил.
Она ловко соскакивает с постели, подбегает к отцу и так же легко целует его, а потом скрываться в тёмном коридоре.
Когда ее шаги затихают, я заставляю себя оторвать взгляд от собственных рук и посмотреть на Баженова. Он по-прежнему стоит в дверном проёме неподвижной скалой, и взгляд, тяжёлый, жёсткий, застыл на моем лице, вызывая волну неконтролируемого смятения.
— Тебя насиловали? — внезапно спрашивает он, и это вопрос бьет наотмашь в грудную клетку, заставляя сердце дрогнуть и болезненно сжаться.
Вся лёгкость, все светлые эмоции, что зародились во мне во время общения с Милой, стремительно растворяются в воздухе, не оставляя после себя и следа. В груди снова поселяется невыносимая тяжесть, от которой я уже просто смертельно устала…
— Нет, — тихо отзываюсь я, уводя в сторону взгляд. — То есть, я не знаю. Пока я была в сознании, точно нет.
— Почему не дала врачу себя осмотреть?
Я молчу. Не знаю, что ответить на этот вопрос. Ведь это действительно очень глупо так безответственно относится к своему здоровью. Но как сказать ему, что мне ничего не нужно было, пока не увижу его? Как объяснить, что простой разговор с ним был для меня намного важнее всего остального?
— Завтра утром поедешь в больницу, — безапелляционно заявляет он, так и не дождавшись моего ответа.
Прикрываю глаза и несколько раз согласно киваю.
Он медлит несколько секунд, а потом я понимаю, чувствую, что собирается уйти. Больше не сказав ни слова. Я не жду его прощения, но хотя бы что-то, хоть один взгляд, который позволил бы мне спокойно дышать. Мысленно прошу его об этом, умоляю… Но нет. Ничего подобного давать мне он не собирается. Он действительно хочет уйти. Разворачивается и делает шаг.
— Прости меня, — шепчу ему в спину с глазами полными слез, едва осмелившись вновь поднять их на него.
Он замирает на мгновение. Потом оборачивается и смотрит на меня. Смотрит, но молчит.
— Прости меня за все, — снова шепчу, потому что боюсь, что голос выдаст слезы, которые стоят в глазах, но с такого расстояния он вряд ли может видеть их.
И знаю, что не ответит он ничего. Не простит. Слишком это все. Я слишком виновата. Ведь его дочь действительно могли убить.
И понимаю, что больше не вынесу этого давящего на психику чувства вины. Что не могу больше терпеть его, что с ума сойду, если это будет продолжаться дольше.
Костя медленно проходит в комнату и садится на край моей кровати. Смотрит на меня задумчиво, будто хочет сказать что-то, но мне вдруг становится невыносимо страшно это услышать. Так страшно, что хочется сжаться до размеров молекулы, исчезнуть…
— Могу я попросить тебя? — нервно произношу, подавив судорожный вздох.
— Конечно, — отзывается он, и, кажется, будто его голос звучит чуточку мягче, чем прежде.
— Я бы хотела улететь в Цюрих как можно быстрее. Ты поможешь мне? Я понимаю, что не имею права просить тебя об этом, но… больше просить мне некого.
Его взгляд тяжелеет, челюсть плотно сжимается, и мне окончательно хочется провалиться под землю. Наверное, все же лучше было молчать. Ведь я и, правда, не имею никакого права…
— Твоими документами уже занимаются, — сухо произносит он, спасая от самого настоящего приступа паники. — Сможешь улететь в ближайшие дни.
— Спасибо… — выдыхаю с облегчением.
Он ничего не отвечает. Встаёт и выходит из комнаты.
33
Эту ночь я впервые сплю как младенец. Так крепко и сладко, что даже не вижу снов. И наверняка я могла бы проспать так до следующего вечера, но рано утром меня будит Елена, она получила распоряжение от своего босса отвезти меня в больницу.