Опасная невинность

Я вернулся на кухню, чувствуя себя ничуть не уставшим. За эти годы мое тело привыкло к минимальному количеству сна. Но я был голоден. Тушеное мясо все еще слабо булькало на плите. Я поднял стеклянную крышку и глубоко вздохнул. Мои глаза закрылись, и я перенесся в прошлое, на кухню моей бабушки. Тушеное мясо, которое она готовила для меня и моих братьев, пахло именно так. Открыв глаза, я взял ложку из ящика, окунул ее в рагу и поднес к губам, приготовившись к разочарованию. Я еще не пробовал такого вкусного рагу, как у моей бабушки. Тушеное мясо, которое подавали в пабах Нью-Йорка, было позором. Но я все равно ел их, потому что даже плохое рагу напоминало мне о доме.

Как только я попробовал рагу Эйслинн, мои губы растянулись в ностальгической улыбке. Я взял еще одну ложку, даже не потрудившись открыть глаза. Я обжог язык, но это не имело значения.

Какой-то шум заставил меня открыть глаза, и моя рука метнулась к пистолету в кармане.

Эйслинн подняла ладони. Она была одета в одну из моих футболок.

— Тебе нужно поспать, — пробурчал я, раздраженный тем, что она смотрит на меня.

— И не стоит есть хорошее рагу прямо из кастрюли. Его нужно есть, сидя с куском хлеба.

— Это не хорошее рагу.

Эйслинн покраснела, на ее лице мелькнула обида. Я был удивлен. Я много подкалывал и дразнил ее с тех пор, как мы впервые встретились, но она никогда не выказывала настоящей обиды по поводу моих замечаний.

— Это как Ирландия на ложке. Это чертовски удивительно.

Она прикусила нижнюю губу, ее щеки покраснели. Она подошла ко мне, босиком, и на ее лице появилась улыбка. — Американец сияет насквозь.

Мои брови нахмурились.

— Чертовски потрясающе, — повторила она с легким смешком и слегка подтолкнула меня бедром. — Подвинься и сядь. Я наполню для тебя тарелку.

Я отошел и опустился на барный стул, наблюдая, как Эйслинн насыпала рагу в миску. Затем она наклонилась и достала хлеб. Она отрезала большой кусок и поставила его и миску передо мной. Я принялась за еду, и каждый вкус, казалось, приближал меня к дому.

— Сначала я наслаждался тобой на прилавке, а теперь твоим рагу. Лучше и быть не может, — сказал я с грязным смешком.

— Ты пытаешься сделать меня беременной?

Я поднял бровь.

— Не смотри на меня так. Ты не использовал презерватив. Я не глупая. Ты осторожный мужчина и не забыл бы об использовании презерватива. Дети — это помеха в твоем мире, и ты бы дважды подумал, прежде чем их создавать.

Я откинулся назад, в животе у меня было тепло от еды Эйслинн. Возможно, она была права. Я никогда не забывал о презервативах, даже в самые страстные подростковые дни. — Ты моя жена. Делать детей — вот для чего нужен брак, верно? Спроси своего дядю, если не веришь мне.

Ее руки сжались в кулаки. Она покачала головой и сдержанно вздохнула. — Люди обычно знают друг друга до того, как вступают в брак. Так они могут понять, стоит ли им заводить детей или нет. Мы не знаем друг друга. Но нам нужно узнать друг друга, прежде чем мы даже подумаем о том, чтобы завести ребенка!

— Ты действительно хочешь узнать меня получше? — спросил я. Эйслинн боялась многих аспектов моей личности, и не без оснований.

Эйслинн бросила на меня измученный взгляд. — Ты действительно хочешь иметь детей от женщины, которую не знаешь?

Когда я послал нашего солдата навестить Патрика, я не заставил его расспрашивать этого идиота только о сексуальных похождениях Эйслинн. Я хотел знать все.

— Я знаю несколько вещей, которые говорят о том, что ты будешь хорошей матерью. Знаю, что ты заботилась о сыне своей сестры, потому что она не хотела этого. Тебе было всего шестнадцать, но ты без колебаний взяла на себя всю ответственность. Ты не пошла в колледж, потому что долги твоей семьи слишком велики. Вместо этого ты работала официанткой и тратила каждый пенни на свою семью. Ты до сих пор заботишься о маленьком Финне, а теперь пытаешься заботиться о своей неблагодарной сестре.

Эйслинн продолжала молчать.

— Ты могла бы быть просто подростком. Тусоваться, ходить в колледж, обжиматься, наслаждаться собой. Вместо этого ты решила стать для Финна матерью. Стать матерью для ребенка, который даже не является твоим, в таком юном возрасте, уже тяжело, но Финн даже не нормальный ребенок с его нарушениями.

Лицо Эйслинн покраснело, ее глаза расширились от гнева. — Он такой же нормальный, как ты и я. Не говори так! Я однажды надрала задницы трем подросткам, потому что они смеялись над заиканием Финна, и мне все равно, кто ты и на что ты способен, я надеру и твою тупую задницу, если ты оскорбишь его.

Она тяжело сглотнула, ее грудь вздымалась. Люди не оскорбляли меня, но я не злился на вспышку Эйслинн — она лишь подтвердила то, что я узнал о ней в ходе исследования. — Можно мне добавки?

Она снова сглотнула, затем медленно кивнула. Она взяла миску, наполнила ее едой и поставила передо мной.

— Садись. Мне нужна компания, — сказал я ворчливо, и она подчинилась.

— Я знаю о своем теле, — сказала она просто. — У меня не будет овуляции в ближайшие несколько дней, так что ты не сможешь сделать меня беременной.

— Овуляция. Какое сексуальное слово.