Опасная охота

Конечно, это могло быть просто видением, как и его остальные приключения среди этого народа. Возможно, они и в самом деле завладели его разумом, и он видел только то, что им хотелось ему показать. Неужели он добился успеха в этой борьбе, которая освободила его от транса — или ему всего лишь позволили сделать это, чтобы каким-то образом проверить его? Так что же это — бодрствование или сон?

Он сидел на корточках на скамье, сильно наклонившись вперед и пытаясь расправить свои сложенные крылья. Мог ли быть этот сон такой же реальностью? Он сильно ущипнул себя между пальцами и давил все сильнее и сильнее. Боль…

Поскольку Фарри сидел, съежившись, он понял, что испытывает страх, такой, какой он еще никогда не испытывал, даже в самые суровые дни его жизни в Приграничье. И этот страх пронизывал все его тело. Кем же он был? Находился ли он здесь всегда или кто-то другой овладел его разумом, внушая все происходящее прямо ему в мозг? Возможно, он вообще одновременно находится и на корабле, и здесь, только в другом обличие, и не важно, насколько реальным ему все это казалось!

Соскользнув со скамьи, он снова подошел к заставленному столу. Невольно подался вперед и взял в сложенные чашечкой ладони непрозрачный шар, расположенный ближе всего к нему. Ему пришлось дополнительно наклониться, чтобы ухватить его.

И он тут же ощутил ответ на свое прикосновение. Внутри шара неожиданно возник огненный круг. Потом огонь погас, и теперь он смотрел прямо на Зорора, а рядом с закатанином стояла леди Майлин. Ее глаза расширились, а Зорор заморгал. Фарри был уверен, что когда он смотрел на них, они в свою очередь видели его. Затем закатанин отошел в сторону, и только леди Майлин осталась перед ним. Она подняла руку, и с каждого кончика ее пальцев потек свет, устремившийся прямо на Фарри. Шар дрожал в его руке, и от него исходил такой жар, что Фарри пришлось опустить шар на стол и отшатнуться. Однако огни продолжали кольцами обвиваться вокруг хрустального шара, скользя вдоль его поверхности, словно это пламя пробивалось прямо к нему.

Глава двенадцатая

Внутри шара произошел взрыв, и он увидел, как Майлин опалило. Откуда-то послышался продирающий душу звук, резкий, дребезжащий и совершенно непохожий на мелодичную музыку флейты; это был звук тревоги. Шар словно бы ожил, покатился по столешнице, а затем упал на пол.

За этим последовал громоподобный звук. От удара шар разлетелся на множество осколков. Свет, испускаемый им, исчез, и обломки шара на полу стали блекло-темные, словно в нем и в самом деле горел настоящий огонь. Они лежали на полу всего лишь несколько секунд, а потом распались, превратившись в горстку пыли, издающей сильный запах горелого мяса. Потом и это тоже исчезло. Фарри стоял неподвижно, прижав обожженные руки ко рту, стараясь ослабить боль, хотя на коже не было даже намека на ожоги.

Внезапно в помещении стало больше света, на этот раз исходящего от прозрачного кристалла, стоявшего рядом с темным. Этот свет пульсировал с неравными интервалами, а затем опять послышался неприятный звук. Фарри не рискнул взять второй шар, а наклонился вперед, пристально всматриваясь в его переменчивое свечение и изо всех сил пытаясь хоть как-то снова призвать Майлин или закатанина — но тщетно.

Тем не менее свечение начало принимать некую форму. Фарри снова смотрел в глаза, но, хотя они находились на женском лице, принадлежали не Майлин. Он не мог определить ее возраст; она казалась и молодой и старой, ибо ее кожа была прекрасной и не тронутой морщинами. Фарри видел только то, что в ее волосы вплетена светло-коричневая лента, образовывающая корону поверх ее широких бровей. У нее были темные глаза, настолько темные, что Фарри не мог определить их цвет, тогда как губы были коричнево-красными, тонкими и крепко сжатыми в уголках. В ее позе он не заметил ни радушия, ни дружелюбия, а лишь слабое проявление холодного любопытства. Все тело Фарри содрогнулось. Хотя он и не мог прочитать ее мысли, он все же ощущал отчуждение. Она была настолько чужда ему, что он даже и не думал пытаться мысленно связаться с нею.

То, что произошло затем, потрясло его так, будто каждое слово было ударом, имеющим целью ошеломить его. Снова он видел все только сквозь туман, заслоняющий взор и даже его разум.

— Ты — не лангрон… — проговорила она, причем это был не вопрос, а констатация факта. — Ты тростл? — На этот раз он ощутил вопросительные нотки, но у него не было времени ответить, даже если бы он смог. Он почувствовал так, будто его всего целиком схватили и швырнули далеко-далеко через время и пространство.