Следы произошедшей трагедии были убраны и стерты, но мебель в комнате стояла на тех же местах, что и в ночь убийства. Два часа кряду Холмс внимательнейшим образом изучал каждый предмет по очереди, но лицо его не выразило удовлетворения результатами осмотра. Один только раз он прервал осмотр, чтобы спросить:
– Вы что-нибудь снимали с этой полки, Гопкинс?
– Нет, тут я ничего не трогал.
– Но что-то с полки снято. В этом углу пыли на полке меньше. Здесь что-то находилось – книга либо шкатулка. Ну, я сделал, что мог. Давайте теперь погуляем часок-другой в этом красивом леске, Ватсон и насладимся пением птиц и ароматами трав и цветов. А с вами, Гопкинс, встретимся здесь попозже и посмотрим, не сможем ли мы поближе познакомиться с этим ночным визитером.
Часам к одиннадцати мы засели в засаде, Гопкинс хотел оставить дверь открытой, но Холмс возразил, что у незнакомца это вызвало бы подозрения.
Замок был простейший, и, чтоб открыть его, требовалось только хорошее, прочное лезвие. По предложению Холмса, ожидали мы визитера не внутри хижины, а снаружи, в кустах, росших возле тыльного ее окна. Оттуда мы могли бы видеть незнакомца, если бы он зажег свет, и понять цель его тайного посещения.
Ожидание было долгим, томительным, но имело в себе и оттенок азарта, подобного азарту охотника, залегшего где-нибудь в прибрежных зарослях и ждущего минуты, когда хищник, ощутив жажду, подойдет к пруду, чтобы напиться. Был ли яростным злобным зверем тот, прокравшийся сюда в темноте? Если так, то свирепый тигр, король преступного мира, будет драться, оскалясь, впиваясь в нас клыками, в кровь раздирать наши тела ударами когтистых лап, а может быть, он окажется трусливым шакалом, опасным лишь для слабых и беспечных. Мы безмолвно притаились в кустах, ожидая, что будет, чем бы это нам ни грозило. Поначалу в настороженное наше ожидание вторгались, скрашивая его, отдельные звуки – шаги запоздалых путников, голоса, доносившиеся со стороны деревни, но постепенно звуки эти замерли, и полную тишину нарушал лишь бой часов на дальней колокольне (он отсчитывал для нас ход времени) и шорох мелкого дождя в листве, нас укрывшей.
Пробило половину третьего – самый темный час перед рассветом, когда все мы вздрогнули, потому что услышали тихий, но отчетливый звук – щелкнула калитка, потом шаги – кто-то шел по дорожке. Потом все замерло надолго, и только я испугался, что мы ослышались и тревога была ложной, как опять раздались крадущиеся шаги – на этот раз с тыльной от нас стороны, после чего послышался металлический скрежет и позвякиванье. Незнакомец пытался вскрыть замок! Сейчас он действовал более умело или же принес инструмент получше, только мы вдруг услышали щелчок и скрип дверных петель. Последовал звук чиркающей о коробок спички, внутренность хижины осветилась ровным светом свечи. Тонкая штора не скрывала от нас происходящего внутри, и мы не сводили глаз с вторгшегося туда человека.
Ночной гость был молод, тонок и хрупок, а черные усы его подчеркивали бледность щек. Он был никак не старше двадцати, и не помню, чтоб когда-нибудь ранее мне довелось видеть человека в столь жалком состоянии панического страха: я заметил, что зубы его стучали, а руки и ноги при каждом движении тряслись и дрожали. Одет он был как джентльмен – в куртке с двумя накладными карманами и бриджах, на голове – матерчатое кепи. Он испуганно озирался, а потом, увидев на столе огарок свечи, зажег его и пропал из виду – исчез в одном из темных углов комнаты. Когда он возник вновь в поле нашего зрения, в руках у него был толстый судовой журнал, один из тех, что были на полке. Склонившись над столом, он перелистывал страницы до тех пор, пока не нашел искомую запись. Досадливо и сердито взмахнув сжатой в кулак рукой, он захлопнул журнал, отнес его обратно в угол и потушил свет.
Едва он сделал движение в сторону двери, как рука Гопкинса ухватила его за шиворот и я услышал, как юноша громко ахнул в ужасе – он понял, что попался. Зажгли вновь свечу, осветившую несчастного пленника. Его крепко держал Гопкинс, а юноша дрожал и втягивал голову в плечи. Обессилев, он рухнул на сундук, беспомощно и жалобно переводя взгляд с одного лица на другое.
– Ну а теперь, красавчик вы мой, – сказал Стенли Гопкинс, – докладывайте, кто вы есть и зачем пожаловали сюда.
Человек собрался с духом и, сделав над собой усилие, попытался не опускать глаз.
– Вы, должно быть, сыщики, – сказал он, – и воображаете, что я каким-то образом причастен к смерти капитана Питера Кэри. Уверяю вас, что я невиновен.
– Мы это выясним, – сказал Гопкинс. – Для начала, как ваше имя?
– Я Джон Хопли Нелиган.
Я увидел, как быстро переглянулись Холмс и Гопкинс.
– Как вы здесь оказались?
– Можно сделать так, чтоб беседа наша осталась конфиденциальной?
– Разумеется нет, это исключено.
– Почему я должен отвечать вам?
– Если не будете отвечать, это сильно повредит вам в суде.
Молодой человек поморщился: