Опасная скорбь

Она слегка повернулась и взглянула на Араминту, поджав губы. Эстер не знала, стоит ли ей теперь удалиться. Потом ей пришло в голову, что вряд ли она своим присутствием может помешать этим двум женщинам, явно не знающим, что сказать друг другу. Кроме того, она считалась прислугой, то есть ее здесь как бы и не было вовсе.

– Ну, полагаю, этого и следовало ожидать. – Араминта улыбнулась, но глаза ее при этом не потеплели. – Боюсь, что полиция не слишком преуспела в своих поисках. Я поговорила с сержантом… Кажется, Ивэн его фамилия… То ли он и сам ничего не знает, то ли ему запрещено откровенничать относительно следствия. – Она рассеянно взглянула на подлокотник. – Ты будешь с ними говорить, если они тебя спросят о чем-нибудь?

Леди Беатрис посмотрела на люстру, висящую в центре комнаты. Люстру еще не зажигали – дело только шло к вечеру, и последние лучи заходящего солнца вспыхнули в хрустальных подвесках.

– Вряд ли я смогу отказаться. Это будет выглядеть так, словно я не желаю помочь им.

– Именно так они и подумают, – подтвердила Араминта, внимательно глядя на мать. – И их нельзя за это винить. – Она на секунду умолкла, затем продолжила, выговаривая каждое слово с предельной ясностью: – В конце концов, мы уже знаем, что виновный находится в доме и что это, по всей видимости, кто-то из слуг… Скорее всего, Персиваль…

– Персиваль? – Леди Беатрис выпрямилась и посмотрела на дочь. – Почему?

Араминта, не выдержав, отвела глаза.

– Мама, сейчас не время делать вид, что ты ничего не понимаешь. Слишком поздно.

– Что ты имеешь в виду? – С несчастным видом леди Беатрис подтянула колени повыше к груди.

– Ты сама все прекрасно понимаешь. – Араминта уже выказывала нетерпение. – Персиваль дерзок и самоуверен, у него инстинкты, свойственные всем мужчинам, и он вечно питает какие-то несбыточные надежды относительно собственной персоны. Возможно, ты предпочитала не замечать этого, но Октавия всячески в нем эти надежды подогревала… Даже больше того…

Леди Беатрис содрогнулась от отвращения.

– Послушай, Минта…

– Я знаю, что это омерзительно, – смягчившись, произнесла Араминта. – Но кто-то проживающий в этом доме убил Октавию, мама, и нам не стоит притворяться друг перед другом. Нам только станет еще хуже, когда полиция выяснит, кто это был.

Леди Беатрис поежилась и чуть подалась вперед, обхватив колени и глядя прямо перед собой.

– Мама, – очень осторожно начала Араминта. – Мама, тебе что-нибудь известно?

Леди Беатрис не ответила, но сжалась еще сильней. Поза ее говорила о глубокой внутренней боли, признаки которой Эстер замечала и раньше.

Араминта наклонилась ближе.

– Мама… Ты пытаешься уберечь меня… из-за Майлза?

Леди Беатрис медленно подняла глаза и повернула голову к дочери. Волосы у них были поразительно похожи.

Араминта побледнела, черты ее заострились, в глазах появился лихорадочный блеск.

– Мама, я знаю, что он находил Тави привлекательной… и даже осмелился… – Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. – Осмелился прийти в ее комнату. Будучи моей сестрой, она указала ему на дверь. Но я не знаю: может быть, он повторил попытку и снова получил категорический отказ. А он не из тех людей, кто может стерпеть отказ.

Неотрывно глядя на дочь, леди Беатрис протянула к ней руку, как бы желая хоть немного унять ее душевную боль. Но Араминта не подалась к матери, и рука бессильно опустилась. Беатрис по-прежнему молчала. Возможно, у нее просто не было слов, способных выразить то, что она знала и чего боялась.

– Поэтому ты прячешься, мама? – безжалостно продолжала Араминта. – Боишься, что тебя начнут расспрашивать о случившемся?

Перед тем как заговорить, леди Беатрис откинулась на спину и разгладила одеяло. Араминта даже не сделала попытки помочь ей.

– Расспрашивать меня бесполезно. Я не могу сказать ничего определенного. – Она глядела в потолок. – Ну же, Минта, ты ведь и сама это знаешь.

Наконец Араминта придвинулась к кровати и накрыла ладонью ее руку.

– Мама, если это был Майлз, мы не можем скрывать правду. Дай бог, чтобы это был кто-то другой и чтобы полиция нашла его… как можно скорее. – Она смолкла; страх боролся с надеждой.

Леди Беатрис хотела сказать дочери что-нибудь ободряющее, но, взглянув ей в лицо, передумала.

Араминта встала, склонилась над матерью и поцеловала ее, слегка коснувшись губами лба, после чего покинула комнату.

Несколько минут леди Беатрис лежала неподвижно.

– Вы можете унести поднос, Эстер, – внезапно сказала она. – Мне что-то уже не хочется никакого чая.

Итак, она прекрасно помнила, что в комнате все это время находилась сиделка. Эстер не знала, радоваться ли открывшейся перед ней возможности беспрепятственно наблюдать за происходящим или же огорчаться, что никому уже нет дела до ее присутствия. Впервые в жизни Эстер оказалась в роли невидимки, и это теперь постоянно уязвляло ее гордость.

– Да, леди Мюидор, – холодно сказала она и, взяв поднос, оставила леди Беатрис наедине с ее мыслями.