Илья ничего мне не ответил. Кивнул, усмехнулся и ушел прочь.
Да, тогда я целенаправленно хотела задеть за живое. Ранить. Обидеть. Разозлить. Отвернуть.
Намеренно бросала жестокие фразы, твердо уверенная в том, что по-любому должна без сожаления оборвать те ниточки, которые нас связывали.
Опиралась на здравый смысл. Так ведь будет правильно, верно? Другого варианта нет…
Но отчего же по итогу так горько? Почему я так сильно тоскую?
Медленно погибаю душой и телом…
Скучаю по тому времени, когда без причины могла отправить идиотский смайл или дурашливое голосовое.
Скучаю по его голосу, жарким поцелуям и уверенным прикосновениям.
Скучаю по той беззаботной, счастливой поре, когда сбегала на свидания.
Скучаю. Просто скучаю. Неимоверно. До слез. До боли в грудной клетке. До зуда в кончиках пальцев!
Столько раз они набивают банальное «прости! А потом поспешно стирают.
Нельзя. Не нужно. Ни к чему. Все же перечеркнула. Сама.
А глупое сердце по-прежнему замирает, когда случайно вижу «печатает».
Да вот только не мне Илья печатает…
Конец, Саш.
Как ты и хотела…
Время идет. В один из вечеров с нами связывается мамина подруга, Регина, которая не сдерживая слез, рассказывает о том, что сотрудники полиции, во главе с подполковником Харитоновым, явились к ней ранним утром и перевернули вверх дном ее маленькую съемную квартиру.
Искали, как я сразу догадалась, те самые украденные бриллианты. А когда ничего не нашли, долго еще потом допрашивали и даже угрожали. Так-то.
Мать от этих новостей приходит в самый настоящий ужас, ведь с Кулецкой она дружит много лет и доверяет как себе.
А вот во мне всплеска удивления папины действия не вызывают. На Регину он давно уже точит зуб, и, естественно, не мог не проверить эту версию.
Я и сама, честно сказать, как-то призадумываюсь по этому поводу, но еще больше офигеваю, когда за два дня до отъезда из Сочи получаю сухое сообщение от Паровозова.
Папе эту информацию сообщаю сразу же, однако он отвечает лишь два часа спустя.
Одним словом «бред».
Ну неудивительно…