Опасная связь

Я поняла, что Устинов-младший продолжает пребывать в блаженном неведении относительно некоторых своеобразных пристрастий своей мамаши.

И я решила оставить его в этом неведении.

Рано или поздно он все узнает.

Но лучше — не от меня.

Дома у Устинова действительно все было вверх дном.

Всхлипывающая Калерия перебирала какие-то тряпки и что-то причитала вполголоса.

— Отошлите куда-нибудь мужа, — шепнула я ей. — У меня к вам разговор есть.

Калерия удивленно взглянула на меня, недоуменно пожала плечами, но все же крикнула Устинову:

— Сергей, сходил бы за хлебом! Только не в нашу булочную, а в дальнюю. Белого хочется…

Устинов покорно собрался, взял авоську, деньги, и вот уже до нашего слуха донесся звук захлопывающейся двери.

Калерия выжидающе посмотрела на меня.

— Давно встречаетесь с Зайцем? — тихо спросила я.

Она охнула, прижала руки к груди и едва не упала на колени передо мной.

— Бес попутал, вот те крест, бес, — шептала она. — Давно хочу бросить его, да все никак не выходит. Сергей — законный муж мой, а Генрих — это так… Шалость…

«Особенно теперь», — подумала я.

— Опасная шалость, — подчеркнула я, кивая на барометр. — Ваша работа?

Калерия зарыдала.

— Да кто ж знал, что все так обернется?! Генрих попросил, я и засунула туда. Велел сберечь. Сказал — очень важный документ. Так и оказалось…

Похоже, Калерия Устинова не понимала всей серьезности ситуации.

Или она настолько хитра, что готова играючи посадить мужа за решетку и остаться единоличной владелицей богатств Раисы Устиновой?

Впрочем, для меня это не имело большого значения.

Но Генрих-то, Генрих!

Вот сволочь!

Я вспомнила счастливую улыбку на губах юноши и струйку крови на его подбородке.

Мог бы сказать про документ!

Так нет же, торговался, как на рынке…

Хотя все это — лишь детали.

Детали интересные, но не первостепенной важности.

В конце концов я не судья этим людям.

…Я шла по начинавшей темнеть улице, едва переставляя ноги.

На душе у меня было на редкость погано.

Что бывает не так уж часто во время заключительного этапа моей работы.

С обоими убийствами все вроде бы прояснилось.

Впрочем, кое-что оставалось за пределами освещенного круга.

Фамилия в черновике документа, лежавшего в папке со сверкающими веточками персика на обложке.

Я присела на лавочку и достала из сумочки сигареты.

Прохожие смотрели на меня, как на падшую женщину.

Очевидно, курение на улице — это очень тяжкий порок, которому предаются только самые бесстыдные женщины.

— Вот уж не ожидала, — кто-то прикоснулся к моему плечу.

Я обернулась.

Передо мной стояла Анна Андреевна Дремлюга.

В каждой ее руке было по два пакета, набитых чем-то съестным.

Я инстинктивно схватилась рукой за желудок, но сумела подавить стон.

— Найдется у вас сигаретка для меня? — присела рядом со мной украинская гостья. — Говорят, от табака худеют. Может, и правда?

Она закурила «Кэмэл» и грустно поведала мне:

— Мой приезд совпал с такими печальными событиями. Сначала Рая, теперь Глеб… И я не думаю, что Калерия с Сергеем будут теперь меня принимать здесь. Хотя… хотя, наверное, придется.

— Это почему же? — удивилась я.

— Знаете, Рая в последнее время часто звонила мне на Украину, — не торопясь, рассказывала мне Анна Андреевна. — На самом деле ее фирма совсем не процветала, скорее — наоборот. И Раю вынудили отказаться от единоличного руководства. Впрочем, наверняка вам это известно.

Я кивнула.

— Но она не хотела терять полный контроль над предприятием, — подняла палец Дремлюга. — Она составила бумагу, где были перечислены новые владельцы «Рамиуса». Там должны стоять фамилии двух ее бывших подчиненных — без них, честно говоря, фирма бы рухнула, останься Раиса у руля, ее фамилия и… и моя.

— Об этом кто-нибудь знает в этом городе?

— Думаю, что нет, голубушка, вы первая. Рая долго не подписывала этот документ. А уж четвертая кандидатура на руководящий пост держалась ею в полной тайне.

Дремлюга выпустила тоненькую струйку дыма и пояснила:

— Они в фирме договорились таким образом, что вместо одного руководителя будет четыре. Раиса и их коммерческий директор, каждый со своей стороны, вписывают еще одного человека. Веретенников сразу вписал фамилию Бережкова. А Раиса медлила. На работе были уверены, что на этом месте окажется ее любимица Валя, и разве что не пылинки с нее сдували. Но Раиса рассудила по-другому.

— Этот документ у вас с собой?

— В том-то и дело, что нет! — сокрушенно отозвалась Дремлюга. — Я и приехала затем, чтобы Раиса мне его вручила. По ее словам, у нее была для этой бумаги какая-то золотая то ли шкатулка, то ли втулка…

— Оболочка! — догадалась я.

— Верно, оболочка, так она и сказала, — подтвердила Дремлюга. — А что, разве…

Но я уже на всех парах неслась по улице, не замечая уворачивающихся с моего пути прохожих.

Я впорхнула в телефонную будку.

Набрав номер Романа Геннадьевича Веретенникова, я спросила запыхавшимся голосом:

— Роман Геннадьевич? Мне нужно срочно уехать домой на один день, наша встреча не состоится, к сожалению…

Я без смущения выслушала недовольное ворчание Веретенникова.