Опасная тайна Зала фресок

Элегантный каменный фасад пятиэтажного дома, где десять лет назад жил Гейяр, выходил на улицу Винез. Раффин набрал код, открывавший кованые железные ворота, и толчком распахнул их. Они вошли в маленький двор и через застекленные двери попали в обшитый деревом холл с мраморной лестницей, устланной толстой красной ковровой дорожкой, прижатой на каждой ступеньке прутьями из полированной бронзы. Вторая дверь выходила в другой, больший двор, где находился сад с безукоризненно ухоженным газоном и тенистыми деревьями. Любая мелочь обстановки красноречиво свидетельствовала о немалом достатке здешних жильцов.

— Гейяр достиг предела мечтаний каждого честолюбивого парижанина — жить entre le cour et le jardin,[18] — сказал Раффин.

Энцо уже слышал это выражение. Жить между двором и садом на парижским жаргоне означало «быть в шоколаде», преуспеть. Проживание в престижном Шестнадцатом arrondissement[19] без слов свидетельствовало об успешном покорении не одного жизненного Эвереста. Здесь обитали политики, кинозвезды, телезнаменитости и поп-идолы.

На лифте они поднялись на пятый этаж. Мадам Гейяр открыла высокие двери из красного дерева, впуская гостей в давно покинутую ее сыном квартиру. Она оказалась удивительно хрупкой и маленькой, высохшей, не очень уверенно державшейся на ногах. По дороге Раффин сказал Энцо, что ей почти девяносто. Сморщенная лапка старой дамы утонула в руке Маклеода, и он побоялся сжать ее запястье слишком сильно и что-нибудь сломать.

— Мсье Раффин сказал, вы собираетесь найти моего сына, — медленно произнесла хозяйка, и Энцо вдруг ощутил груз ответственности. Дело перестало быть просто пари, заключенным за ужином; речь шла о жизни человека, сына этой женщины, о почти несомненной трагедии.

— Сделаю все, что в моих силах, мадам.

Старушка оставила их бродить по квартире и присела у окна в зале, глядя вниз на море тумана, затопившего город. По прекрасно отполированному паркету, прихотливо и щедро застеленному дорогими восточными коврами, они переходили из комнаты в комнату. Старинная мебель на фоне кремовых стен — шкаф в стиле Людовика XV, шезлонг девятнадцатого века, резной деревянный сундук, инкрустированный серебром и перламутром. Обстановка отчего-то выглядела показной, купленной специально, чтобы производить впечатление. Стулья были жесткими и неудобными, а кровать с балдахином на четырех столбиках в спальне Гейяра на ощупь оказалась просто каменной. Окна живописными складками обрамляли тяжелые портьеры, подхваченные толстыми золотыми шнурами и отнимавшие слишком много света. Атмосфера элитной квартиры на верхнем этаже, с большими стеклянными дверями, ведущими на балконы с кованой решеткой, была странно гнетущей. Энцо боролся с желанием отдернуть занавеси и впустить в комнаты утреннее солнце, но — нельзя, так жил Гейяр. Ему это нравилось.

Ряды темных костюмов в гардеробе, ровные шеренги начищенных туфель на металлической полке под ними. Выдвижные ящики полны тщательно выглаженных рубашек, аккуратно сложенных носков и белья. Шелковый халат висел за дверью, словно Гейяр оставил его здесь полчаса назад. Простое распятие с фигурой Христа над кроватью. Энцо увидел свое отражение в большом зеркале в золотой раме над комодом, а за спиной разглядел Раффина, глубоко засунувшего руки в карманы и мрачно уставившегося в окно. На комоде в резной шкатулке из слоновой кости лежали булавки для галстука и запонки с выгравированными инициалами ЖГ, одежная щетка и позолоченная щетка для волос с двумя гребнями, воткнутыми в щетину. Несколько волосков остались между зубчиками расчесок. Энцо украдкой покосился на открытую дверь — напротив через холл находилась гостиная. Мадам Гейяр неподвижно сидела на стуле у окна. Энцо вытянул один гребень из щетки и осторожно снял с него несколько темных волос два-три дюйма длиной. Вынув из кармана маленький прозрачный пластиковый пакетик, он опустил в него волосы и провел пальцами по застежке-желобку. Обернувшись, Маклеод встретился взглядом с Раффином, но оба промолчали.