Опасная тайна Зала фресок

— А разве кто-нибудь смеется? — мрачно уточнил начальник полиции.

Судмедэксперт положил распятие на дно сундука и взял маленький круглый предмет, похожий на бронзовую монету.

— Значок, — резюмировал он, повертев находку. — С рельефным изображением двух всадников на одной лошади. По периметру надпись «Siglium Militum Xpisti», — прочитал он через лупу. — Латынь, наверное. Не знаю, что означает. — Положив значок в сундук, он поднял большой кругляш, оказавшийся металлической бляхой с гравировкой «Утопия». — Похоже на собачий жетон.

Эксперт взял в руки последний предмет из сундука. Это оказалась новая кость.

— Не от рук, — сообщил он. — И слишком короткая для ноги. Не могу идентифицировать. — В замешательстве он посмотрел вверх: — Господи Иисусе, что все это значит?

Энцо знал ответ. Он смотрел в яму, напрягая глаза, силясь получше разглядеть содержимое ящика, не сомневаясь, что это новые элементы дьявольской головоломки, мрачной разновидности охоты за сокровищами — поисков разрозненных останков убитого человека.

ГЛАВА 10

Они ехали по улице Президента Вильсона к площади Трокадеро. Левый берег реки ушел вниз и пропал, виднелась только Эйфелева башня. Вблизи она выглядела очень массивной; ажурная стальная конструкция, которую ни с чем не спутаешь, словно пронзала вечернее небо. На площади Прав человека собралась толпа — поглазеть на антикитайскую демонстрацию, устроенную экстремальной религиозной группировкой «Фалун Гун», лидер которой всерьез называл себя пришельцем из космоса. Интересно, где он припарковал свою летающую тарелку?

В кафе вокруг площади Трокадеро кипела работа. В «Карет» стояла очередь: люди непременно хотели столик на веранде. В конце концов, это Шестнадцатый округ, здесь есть на что посмотреть. Можно и подождать с любимой ши-тцу[32] под мышкой.

Энцо будто утратил способность к восприятию — от него упорно ускользал смысл предметов, найденных в тулузском ящике. Правда, он и пяти минут не имел на размышления. Они с Раффином и Николь большую часть ночи провели на допросе в полиции, а утром его вызвали в Париж к Garde des Sceaux — министру юстиции, буквально — хранителю печатей, которому подчиняются две системы — полицейская и судебная, — это один из самых влиятельных и престижных постов в правительстве. Энцо предположил, что министру вздумалось поздравить его с успехом проведенного расследования, Раффин держался более циничного мнения.

— Они хотят отстранить тебя от дела.

— Если бы речь шла о моем отстранении, министр вызвала бы меня к себе в кабинет, а не пригласила домой на ужин.

Раффин покачал головой:

— Вызови она тебя в офис, дело примет официальный оборот, и ты побежишь от здания Министерства юстиции с криком «Укрывательство!». А ужин в домашней обстановке означает, что все приватно, попросту. Министерша воззовет к твоему чувству долга и настойчиво попросит — а не прикажет — прекратить расследование.

— Но почему? Что правительству скрывать?

— Они же сели в лужу! Десять лет назад исчез главный советник премьер-министра, и никто не смог объяснить, куда он делся. Газеты только об этом и кричали. Постепенно событие отошло на второй план, оставшись загадкой. С неопределенностью можно жить сколь угодно долго. А ты доказал, что он был убит, и не просто убит, но расчленен, а останки захоронены по всей Франции. Теперь люди захотят узнать причину. В прессе уже подняли эту тему. От моей статьи в завтрашней «Либерасьон» членов правительства пробьет холодный пот. Во всех передовицах будут спрашивать, почему при всей своей технической оснащенности полиция и правительство десять лет не могли разгадать тайну исчезновения Гейяра, а профессор биологии из Тулузы справился с этим за неделю, — ухмыльнулся Раффин. — Говорю тебе, Энцо, в Елисейском дворце тебя смешают с грязью.

— Ну что ж, по крайней мере место роскошное, — пожал плечами Маклеод.

Машина свернула на улицу Жоржа Манделя. Тенистая аллея между двумя полосами дороги носила имя Марии Каллас. Раффин подъехал к солидному дому тридцать три, напротив которого когда-то жила оперная дива. Энцо неловко выбрался из салона — его тяготили официальный костюм, белоснежная рубашка и новый галстук. Вечер после жаркого дня был мягким и теплым. Подростки с воплями катались на роликах. Молодая парочка обнималась и целовалась на глазах у прохожих. Велосипедист с маленькой пассажиркой на багажнике неторопливо крутил педали. Малышка обернулась и с любопытством уставилась на Энцо круглыми глазками.

Потянувшись закрыть пассажирскую дверцу, Раффин сказал:

— Не позволяй себя запугать. И дай мне знать о результатах.

Энцо проводил взглядом машину, уехавшую в направлении Трокадеро, и повернулся к пятиэтажному дому из бледного камня, добытого в парижских катакомбах. Внутренний дворик отражал и усиливал голоса, доносившиеся из открытых окон квартиры на первом этаже. Энцо видел фигуры в смокингах и вечерних платьях, расхаживавшие по просторной зале с узкими бокалами шампанского в руках. Но ему было не сюда. Он нажал кнопку интеркома. Через несколько секунд послышался женский голос: