Опасная тайна Зала фресок

— Почему бы вам не прилечь, мсье Маклеод? — предложил Бертран. — Сзади есть свернутый матрац. Николь на нем уже спала. — Он кивнул куда-то в глубь фургона.

— Очень удобный матрац, — подхватила Николь. — И мне компанию составите.

Софи подавила улыбку.

— Давай, папуль. В Меце мы тебя разбудим.

Бертран притормозил у обочины, и Энцо вышел в теплый ночной воздух. Дорога Д была пустынна. Обойдя фургон, он забрался внутрь через заднюю дверцу. Лампочка над зеркалом заднего вида едва освещала приборную доску, однако в этом слабом свете Маклеод увидел, что Николь сияет от удовольствия.

— Вон, за сиденьями, — указала она пальцем. — Я его снова скатала.

Поводив в темноте руками, Энцо нащупал матрас, свернутый в рулон и связанный шнурком. Едва он потянул за концы, шнурок развязался, матрас, словно того и ждавший, сам раскрутился, закрыв весь пол фургона, и что-то металлическое, падая, пребольно, хотя и вскользь задело Энцо по голове.

— А-а-а! — заорал он. — Что за хрень?..

Бертран нашарил в бардачке фонарик и торопливо посветил назад. В конусе свете Энцо увидел до боли знакомые очертания металлодетектора.

— Зараза! — Детектор просто преследовал его. С переднего сиденья донеслось приглушенное хихиканье. Пинком он отбросил железную палку с набалдашником к борту фургона и рухнул на матрац. Бертран погасил фонарь и включил первую скорость. Фургон резко взял с места.

— Спокойной ночи, пап, — услышал он голос Софи, а через секунду почувствовал теплое тело Николь, улегшейся рядом.

— Вы ведь не против? — спросила она в темноте. — Места хватит обоим.

Маклеод не помнил, ответил он или нет. Ритмичный гул мотора и монотонное шуршание покрышек по гудронированной дороге моментально погрузили его в тягучий сон с беспокойными видениями, в которых он убегал от саламандр и дрался с какими-то окровавленными типами. Энцо не мог сказать, сколько прошло времени, когда он вдруг встрепенулся от неожиданной оглушающей догадки. Было еще темно, дизельный мотор по-прежнему ровно гудел. Словно звук самолетных моторов при трансконтинентальном перелете, этот монотонный гул проникал до костей, пронизывая тело насквозь. Николь спала. Поднявшись на колени, Маклеод подтянулся к плечу Бертрана. Тот чуть повернул голову, Софи оглянулась в тревоге и удивлении:

— Пап, что с тобой?

— Для чего тебе матрац в фургоне?

Бертран вновь отвернулся и уставился на дорогу. Энцо мог поклясться, что шея парня залилась краской.

— Пап, ну не будь смешным! Для чего, по-твоему, матрацы? — засмеялась Софи.

Такая святая простота не показалась Маклеоду забавной.

— Бога ради, Бертран, она же моя дочь! — только и мог выговорить он, зная в глубине души, что беспокоится скорее о себе, чем о Софи, и смертельно боится ее потерять.

Бертран по-прежнему смотрел вперед, на дорогу.

— Ее мама тоже была чьей-то дочерью, и вы любили ее не меньше, чем я люблю Софи.

Девушка погладила Бертрана по щеке. Энцо почти физически ощутил ее удовольствие при этих словах бойфренда.

— У моей матери в квартире нет места, — продолжал Бертран, обращаясь к Энцо. — А вы меня, я знаю, недолюбливаете. Вот и приходится… — Он не договорил, предоставив Маклеоду самому закончить мысль. Куда еще деваться молодым людям? Энцо с горечью осознал, что в происходящем отчасти виноват он сам, вынуждая дочь с ее парнем заниматься любовью в фургоне на матраце. Страдая от острой неловкости, Маклеод тихо улегся на пол, словно животное, неосторожно ранившее само себя.

Он лежал на спине, сохраняя требуемое приличиями расстояние до дынек канталуп, и думал о Паскаль, которая перевернула его жизнь, подарила запретное счастье, а потом оставила лишь воспоминания. Он вспомнил гневные слова Бертрана: «Софи уже не малышка и милая крошка, может, разрешите ей наконец повзрослеть?» Его дочь сейчас всего на три года моложе, чем Паскаль в год их знакомства, но Энцо не мог думать о ней иначе, как о своей маленькой девочке, которую вырастил один, пройдя с ней через все ее детские печали и радости. Первый день в школе, закончившийся слезами, первая поездка на велосипеде, который никак не хотел слушаться. «Не отпускай меня, папа, не отпускай!» Много часов, проведенных у открытого бассейна на Иль-де-Кабессу, когда он учил ее плавать. Торжество Софи, сдавшей экзамены на бакалавра. В памяти воскресали все новые и новые эпизоды, до боли похожие на детство Кирсти, которую он потерял из-за собственного эгоизма. Энцо не представлял, что будет, если потеряет и Софи. Бертрану не понять, как тяжело отпустить от себя вторую дочь.

Закрыв глаза, Маклеод погрузился в мысли о Шарлотте, ее прекрасных черных глазах, мягком прикосновении пальцев к лицу. Даже сон не принес ему утешения — его одолевали невеселые размышления о допущенном промахе. Уже засыпая, Энцо виновато подумал, что, наткнувшись на фотографию Гейяра в детской комнате Шарлотты, должен был вести себя иначе.

IV