Опасная тихоня

— Я бы не хотел, чтобы оно было сухим и официальным, — откровенно поведал Пашков, — знаете, таким согласованным заранее. Меньше всего я желал бы показаться избирателю заскорузлым партократом или столичным функционером, а кроме того, в моей биографии нет ни одного темного факта, которого можно было бы стыдиться. И я даже горжусь, что много лет посвятил комсомолу, потому что из этой молодежной организации вышло очень много стоящих руководителей всех уровней… И в то же время мне меньше всего хотелось бы, чтобы я выглядел таким положительным херувимчиком с крылышками, я обычный человек, со своими увлечениями, маленькими слабостями…

Насчет маленьких слабостей мне особенно понравилось, жалко, что он не остановился на них подробней…

— И еще… Меня очень беспокоит, что широко распространившаяся среди московских журналистов скверная мода искажать факты, а подчас и откровенно их перевирать докатилась и до региональной прессы. Поэтому я прошу вас взять это под контроль и привлекать к нашей работе только высокопрофессиональных и добросовестных журналистов.

Он замолчал и выжидающе уставился на меня.

Значит, мне пора было открывать рот. Я его и открыла:

— Насколько я разбираюсь в этих делах, на предвыборных кампаниях газеты зарабатывают денег больше, чем на рекламе, а поэтому не думаю, чтобы они стали демонстрировать особенную принципиальность. Что захотите, то и напечатают.

Кажется, мой здоровый практицизм слегка покоробил государственного мужа демократического толка:

— Все-таки я бы не хотел все сводить к товарно-денежным отношениям. Человеческий фактор играет не меньшую роль.

— Играет, — уныло согласилась я: такие разговоры, которые я про себя называла «дискуссиями об оттенках белого цвета», были не по мне.

— Вот и хорошо, что вы это понимаете, — обрадовался Пашков. — Так что давайте не будем сбрасывать его со счетов. Знакомствами в местной прессе, как я понимаю, вас Бог не обидел, поэтому я на вас очень надеюсь. К завтрашнему полудню я жду от вас программу освещения в прессе нашей предвыборной кампании.

Очень мне нравятся эти местоимения «наш», «наше», «наши», как будто мы всем скопом баллотируемся в губернаторы. Еще мне понравилось слово «программа», от которого на меня повеяло чем-то неистребимо тоскливым, вроде прений на отчетно-перевыборном профсоюзном собрании в жэке.

Наверное, Пашков заметил перемену в моем лице, по крайней мере, он поспешил добавить к сказанному им выше:

— Я понимаю, что вы журналист-практик и организационная работа для вас не совсем родная стихия, а потому отряжаю вам в помощь Вениамина Литвинца, тем более что вы давние знакомые. Он у нас специалист во всех областях, и для начала вы будете работать с ним в тандеме. Пока войдете в курс дела, освоитесь…

Очень интересно: я в тандеме с Венькой! Это называется: чем дальше — тем смешнее. И все-таки мне не совсем понятно, с чего это они мной так прельстились, если сами признают отсутствие у меня какого бы то ни было опыта в подковерной деятельности. Не проще ли им было привезти с собой опытного московского журналюгу, который на подобных делах все зубы съел? Да и у нас такие бы нашлись, стоит только свистнуть! Объяснение сему феномену напрашивалось только одно: они польстились на мою сомнительную славу затравленной правдоискательницы, коей я никогда не была.

После этой задушевной беседы мы наконец расстались, предварительно пожав друг другу руки. «Кардинальша» холодно произнесла «до свидания», я толкнула тяжелую дверь, предварительно захватив свое пальто, и тут же оказалась в объятиях Веньки:

— Ну что, все решили?

Я не успела ничего ответить, потому что он выволок меня в коридор и потащил в его дальний конец.

* * *

Мы с Венькой уединились в небольшом кабинете рядом с боковой лестницей и приступили к составлению «плана взаимодействия с прессой» — формулировки Венькины. Этот прощелыга сам уселся за компьютер, вызвал подходящий шаблон и начал тюкать по клавиатуре толстым указательным пальцем. Набрав заголовок, он бросил мне через плечо:

— Между прочим, твою работу выполняю, заметь!

— Инициатива наказуема, — хмыкнула я. — Это же твоя идея была сосватать меня в пресс-секретари, не забыл?

— Не забыл, — вздохнул Венька и отстукал первый пункт: «Интервью, газета „Губернский вестник“. — Но учти, я это делаю не бескорыстно!

Кто бы сомневался!

— И что ты потребуешь взамен? Родину продать? Или душу? — проявила я любознательность и придвинула к себе верхний из сложенных на Венькином столе агитационных плакатов, с которого сердечно, но сдержанно улыбался Пашков.

— Родину я у тебя покупать не буду, — рассудительно отозвался Венька, — поскольку это понятие абстрактное и не материальное. Душа, кстати, тоже.