Опасная тихоня

Валентин уже ждал меня и, не теряя времени даром, фотографировал замерзший пруд и компанию мальчишек, играющих в снежки. При случае тиснет в газете этюд под незамысловатым названием «Зимний город» или «На Белом пруду».

— Эй! — позвала я.

Он обернулся и сразу направил фотокамеру на меня, а я протестующе замахала руками. Ненавижу себя на снимках. Впрочем, на эту тему еще дедушка Крылов дал хороший совет: «Неча на зеркало пенять, коли…» Вот-вот, дальше вы знаете. Что до моей, то она, конечно, не кривая, но… Короче, носик у меня не с наперсток, глаза самого заурядного серовато-зеленого цвета, а губы лишены капризной детской припухлости, которая сводит с ума мужиков. (Гм-гм, кстати, с чего бы? Может, в глубине души они сплошь педофилы?) Что же касается моих достаточно сомнительных внешних данных, то, помнится, когда я еще вместе с покойным Венькой (о Господи!) начинала свою репортерскую карьеру на областном радио, был у нас там один профессиональный соблазнитель, который так о них отозвался:

— Нет, Капка, проблема не в твоем росте и не в твоем лице, тут главное — взгляд. Ты ведь как смотришь? У тебя в глазах немой вопрос: «Ну, че надо?» А что должно быть? А должно быть: «Я ничего не обещаю, но все возможно».

Кстати, этот самый профессиональный соблазнитель был весьма и весьма колоритный тип и при иных обстоятельствах, наверное, заслуживал бы отдельной главы в моем повествовании, но сейчас, как вы понимаете, мне придется ограничиться минимумом информации. Замечу только, что он же является автором одной оригинальной теории. Насчет того, как было бы замечательно, если бы головы женщин имели счастливое свойство отстегиваться непосредственно перед «этим» и пристегиваться — соответственно уже после. По его мнению, такая модернизация существенно упростила бы процедуру как самого соблазнения, так и последующего благополучного избавления от объекта этого соблазнения, и очень печалился из-за технической невозможности осуществления своего эпохального проекта. М-да, давненько это было, сколько воды утекло с тех пор… Пару месяцев назад я случайно встретила автора так и не осуществленного «ноу-хау» возле аптеки. Выглядел он изрядно полинявшим и горестно жаловался на серьезные проблемы по части урологии. И о своем главном сокровище отозвался с печальным вздохом: «Был детородный, стал водопроводный». Ну да ладно, не о нем речь.

Валентин, к моему неудовольствию, все-таки пару раз щелкнул фотоаппаратом и только после этого меня поприветствовал.

— Давно ждешь? — спросила я.

— Пять минут, — улыбнулся Валентин и повесил камеру на плечо поверх старого дубленого полушубка, который он носит зимой, сколько его помню. Черт знает что за жизнь у нас такая, ну почему, спрашивается, такой отличный мужик одет абы как? Ведь пашет как проклятый, а едва концы с концами сводит.

— Пять минут — это еще ничего, — успокоилась я. Не люблю заставлять кого-либо долго ждать. — Так что там у тебя случилось?

— Торопишься? — осведомился Валентин.

— Да не то чтобы… — уклончиво ответствовала я. — Но вообще-то… Ты же знаешь, что я сейчас вроде как при должности…

— Вот из-за этой самой должности я к тебе и обращаюсь, — загадочно молвил Валентин, сунул руку за пазуху, что-то вынул из овчинного нутра и сунул мне в руку. — На, смотри.

Оказалось, что это фотография. Судя по всему, Валентин ее переснял так же, как прежде, по моей просьбе, Наташину. Причем сам оригинал был достаточно древним и измятым, потому что я рассмотрела на переснятом снимке характерные полоски заломов. Меня взяло недоумение: с чего это Валентин подсунул мне фотографию какой-то пьяной компании? А на снимке четыре мужика и баба, почему-то завернутые в простыни, сидели за столом, заставленным бутылками.

— Ну и что? — тупо спросила я.

— Посмотри повнимательнее, — интригующе сказал Валентин.

Я опять принялась рассматривать снимок. Ну и что? Подумаешь, какой-то фривольный междусобойчик, кого теперь этим удивишь? Сидят они, похоже, в бане, потому и в простынях. Лица рассмотреть трудно, поскольку один из мужиков в момент съемки отвернулся, еще двое уткнулись в рюмки, зато тот, что в центре, тот, у которого на руках сидела молодая бабенка с блаженным лицом пьяной дурочки, кого-то мне здорово напоминал.

— Пашков! — воскликнула я и ошалело уставилась на Валентина.

— Вот именно, — кивнул он. — Я ведь, когда переснимал это дело, понятия не имел, а позавчера, когда его по телевизору увидел, чувствую, рожа какая-то знакомая — у меня же профессиональная память на лица, — и сообразил. Потом еще сличил с плакатами, которые по городу развешаны — я ведь на них раньше-то не обращал внимания, — смотрю, точно — Пашков.

Я все еще пялилась на фотографию:

— А откуда она у тебя вообще взялась?

— О, это история, — усмехнулся Валентин, — соседка моя, Люська, привела какую-то свою подружку ханыжного вида, если честно. Говорит: