Опасная тихоня

Я прикусила нижнюю губу и посмотрела на роскошные чайные розы Дедовского, грустящие на тумбочке в трехлитровой банке с этикеткой «Огурцы маринованные». Капитонов тоже покосился на розы, но их хрупкая красота его не тронула. Во всяком случае, тему он не сменил.

— А теперь расскажите, как все было на самом деле.

— А вам надо? — Я нехотя оторвала взгляд от чайных роз.

— Надо, — ответил Капитонов. — И вы это прекрасно понимаете. А кочевряжитесь вы потому, что решили немного попользоваться своим положением больной.

— Извините, — буркнула я, — просто меня достала вся эта предвыборная чехарда. — Я опять уставилась на розы и с прежней монотонностью описала вчерашние события уже безо всякой дури. — Да, она плеснула кислотой, но это никому не причинило вреда. Тем не менее ее избили, зверски, ногами… Причем бил ее начальник охраны Пашкова. Я пыталась его остановить, а он меня отшвырнул, я ударилась затылком… Хотя скорее всего он сделал это не специально, по крайней мере, убивать меня он точно не собирался. — Закончив свой скупой рассказ, я поинтересовалась:

— Ну что, сильно моя интерпретация событий отличается от того, что вам поведали остальные?

— Остальные — это кто? — осведомился Капитонов, будто не понимал, кого я имела в виду.

Я сложила губы бантиком и сквозь этот бантик выдавила:

— Остальные члены штаба кандидата Пашкова.

— В таком случае ваша интерпретация, как вы выразились, действительно несколько рознится с тем, что я уже успел услышать, — усмехнулся Капитонов. — Ваши коллеги единодушно заявили, что это было не избиение, а отражение нападения. Кстати говоря, кислота и в самом деле имела место быть, так что нападавшая вполне могла сделать Пашкова слепым калекой.

Издевался он надо мной, что ли?

— Вы там не были, а я была, — вспылила я, — и все видела. До Пашкова брызги даже не долетели. Если кто и пострадал от кислоты, то только я. Точнее даже, мое пальто, но мне его не жаль, оно давно уже действовало мне на нервы.

— Значит, мнения разделились, — констатировал Капитонов, — придется подождать, когда сама нападавшая придет в себя и заговорит.

— Наверное, это будет не скоро, — сердито заметила я и воскликнула в сердцах:

— Господи, ну зачем она это сделала!

— Вы давно ее знаете? — неожиданно спросил Капитонов.

— Что? — Я вздрогнула. — Я ее почти не знаю, знаю только, что ее зовут Майя и что она концертмейстер Елены Богаевской… Если вам незнакомо имя Елены Богаевской, могу дать краткую справку: Богаевская — известная оперная певица, редкой красоты меццо-сопрано. Совсем недавно она должна была давать концерты в поддержку Пашкова, но в последний момент отказалась и вернулась в Москву.

— А эта Майя что же, осталась?

— Откуда я знаю? — раздраженно сказался. — Вот вы теперь с этим и разбирайтесь, а мне дайте спокойно поболеть. Надеюсь, я имею на это право?

— Конечно, имеете, — подозрительно легко согласился Капитонов.

— Вот и замечательно. — Я демонстративно отвернулась к стене.

* * *

— Ого, мы уже гуляем! — улыбнулась мне медсестра Анечка, подкупленная очарованием Ледовского и белыми розами аналитика, которые я ей щедро передарила.

— Ага, гуляю, — кивнула я, стараясь не сильно удаляться от спасительной стены, выкрашенной в коммунальный зеленый цвет, поскольку в голове моей что-то звенело и перекатывалось, как в будильнике, сломанном детской рукой. — Где тут у вас реанимация?

— Да вон, слева по коридору, со стеклянным окном, — махнула рукой Анечка. — А вам зачем?

— Как там женщина, которую привезли вчера? — ответила я вопросом на вопрос.

— Побитая, что ли? — уточнила Анечка, и ее хорошенькое личико посерьезнело. — У нее дела неважные, ночью ее оперировали — внутреннее кровотечение было — селезенку удалили, что-то зашили… В общем, инвалидность ей обеспечена… — Анечка огляделась и облизнула крупные чувственные губы, контрастирующие с ее смиренным видом овечки и накрахмаленным белым халатиком. — А правда, что она хотела убить этого… кандидата, ну, как его, Пашкова, который из Москвы?

— Да? И как она намеревалась это сделать? — поинтересовалась я, прижавшись лопатками к стене и замерев, чтобы открученные винтики и пружинки в моей голове-будильнике хоть на время угомонились.

— Ну… вроде как он выступал где-то, агитировал, значит, чтобы за него голосовали, а она в него выстрелила, но не попала…

Вот так рождаются легенды. Кстати, трогательная Анечкина история мне что-то живо напоминает. Ну да, конечно, Фанни Каплан!

— А как было на самом деле? — Анечка навела на меня свои бесхитростные глазки.

— Да откуда ж мне знать? — пробормотала я. — Я оступилась, стукнулась затылком и по этой самой причине ничего не видела.

— Жалко, — разочарованно протянула Анечка и вернулась к своему столику, на котором красовались белые розы.

А я медленно, вдоль стены, двинулась к стеклянному окну реанимации. Подошла и приникла к стеклу.