Опасная тропа

— Нури, мы получили новую квартиру, — голос Меседу срывался.

— Перешли?

— Да, две светлые хорошие комнаты, кухня большая… Дети резвятся, я очень рада.

— Поздравляю.

— Ты в последнее время сильно изменился, не таким ты был раньше. Сначала я думала, что тебя мучают какие-то творческие неудачи, но оказывается, все гораздо сложнее, скажи правду… — голос ее сорвался. Я молчал, думал, как быть, что сказать, наверняка дети рядом с матерью.

— Ты почему молчишь? Кто такая студентка по имени Цуэри? — голос Меседу стал сердитым.

— Да, я студентку Цуэри знаю, — сказал я.

— И это правда?

— Что?

— Ты любишь ее, она была с тобой в Москве?

— Да, — ответил я и понял, чего стоит сейчас жене разговор со мной. Она замолчала, а я ждал, что она нагрубит мне, бросит трубку, но она спокойно сказала:

— Что же ты думаешь делать?

— Не знаю.

— Но ведь так же нельзя, это ужасно.

— Да, нельзя. И не знаю, что делать.

— А если я попрошу тебя забыть ее с этой минуты и навсегда. Сможешь?

— Нет, прости меня, не смогу.

— Но у тебя дети, ты что, их не любишь?

— Ты знаешь хорошо, что я безмерно люблю детей.

— Они ждут тебя, — уже совсем беспомощно всхлипнула Меседу. — Они стоят рядом и спрашивают, почему я плачу, что мне им ответить, если ты даже ради них не хочешь вернуться?

— Я люблю ее, Меседу, и ничего не смогу поделать с собой.

— А почему твоя совесть позволяет тебе жить со мной, а любить ее? — это уже был голос не Меседу, в ней заговорил другой человек, властный и требовательный, он призывал к ответу. Я молчал. Тогда снова заговорила она: — Это конец, Нури. Ты свободен! Не нужен ты мне такой, не нужна мне и эта твоя квартира. У меня есть дети — это мое счастье. Прощай! — И Меседу положила трубку, а я долго слушал протяжные гудки.

Вот и все, девочка ты моя шилагинская, я один теперь, нет у меня больше никого, кроме старухи-матери, которая живет далеко в ауле, и тебя, Цуэрочка. Никого больше нет на свете. Не знаю, как воспримешь ты эту весть, мне очень страшно остаться одиноким. Прошу тебя, девочка ты моя шилагинская, будь моей женой. Я люблю тебя, я могу теперь быть всегда рядом, идти с тобой открыто по улице, не скрывая своих чувств. Помнишь, ты однажды со слезами говорила:

«Почему так все сурово в жизни, почему мы не можем любить друг друга не таясь?». Вот и пришло такое время — будь моей женой, девочка ты моя шилагинская. Позвони мне или лучше дай телеграмму, и я встречу тебя здесь. Я жду твоего решения, Цуэрочка! Люблю тебя и целую.

Твой Нури».

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ