Опасная встреча

Он тоже был в ловушке, потому что не знал, как помочь ей выбраться из нее.

— Душа моя, — шепнул он, проведя рукой по ее шелковистым волосам. — Ты помнишь, как звучит твое имя на шотландском?

Эмили опустила голову, умирая от нежности к нему, желая прижаться к его груди и попросить держать ее так вечно, ибо понимала, Боже, она очень хорошо понимала, что он хочет сделать! У нее дрожало тело, у нее дрожала душа, но она ответила ему.

— Я… я забыла, — пробормотала она дрожащим голосом и прижалась лбом к его подбородку с ямочкой.

Он ласково обнял ее и погладил по голове, стремясь унять болезненную дрожь.

— Шотландцы назвали бы тебя Аимили.

Эмили прижалась к его груди и зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы. Она была бесконечно благодарна ему за то, что он снова хотел спасти ее.

— А ирландцы? — Она уткнулась лицом ему в шею, ощущая тепло его золотистой кожи. Под рукой она чувствовала биение его сердца, и это странным образом успокаивало ее, отгоняя тяжелые воспоминания. — Как бы меня назвали ирландцы?

Он не переставал гладить ей волосы, когда сказал:

— А ирландцы назвали бы тебя Эмила.

Перестав плакать, она вдруг подняла голову и посмотрела на него. На человека, который продолжал сражаться за ее душу даже тогда, когда она потеряла веру в себя и все свои силы. Боль постепенно ушла. Эмили чувствовала такую признательность, такую нежность к нему, что першило в горле.

— Мне всегда нравилось ирландское произношение.

Габби обхватил ее лицо ладонями и легко прикоснулся к ее губам, не в силах отпустить ее без своего поцелуя. Того, что, он очень сильно на это надеялся, поможет ей справиться с дурными воспоминаниями. Поцелуй, который успокоит и вернет ее ему.

Эмили показалось, что своим поцелуем он смыл с ее души большую часть грязи, которую она носила в себе. Она схватилась за ворот его рубашки, встала на цыпочки и вернула ему поцелуй, осознавая, что никогда не забудет этот миг, этот обмен, этого человека, который заполнил каждую клеточку ее сердца и души.

В последний раз проведя рукой по ее волосам, Габриел выпрямился и разжал объятия.

— Иди спать, — прошептал он, глядя на девушку, которая проникла ему не только в душу и сердце, но и в кровь.

Она пережила такое потрясение, он должен был дать ей время прийти в себя.

Она медленно отпустила его, отошла в сторону, а потом развернулась и вышла из игральной комнаты, прикрыв дверь.

Обессиленный и опустошенный, Габриел привалился к бильярдному столику, едва дыша. Его терзали гнев, боль и желание защитить ее от плохих воспоминаний. Он так хотел заменить их хорошими, заполнить ее собой, чтобы она думала только о нем, только о его поцелуях и прикосновениях. Она должна узнать ту радость, которыми могут поделиться только мужчина и женщина. Она должна познать таинство прикосновений, которые может подарит мужчина своей женщине.

Габби сжал руку в кулак, ощутив свирепую ярость убивать, разорвать в клочья мерзавца, который сотворил с ней такое! Он поклялся себе, что найдет его, чего бы это ему ни стоило, и задушит. Этот мерзавец ответит ему за каждую ее слезинку…

Неожиданно Габриел застыл, поняв, наконец, почему никогда не мог видеть Эмили в своих видениях. Если бы так произошло, он бы до мельчайших подробностей увидел то, что с ней сделали, увидел бы всю сцену насилия. И снова он бы стал сторонним наблюдателем. Он бы слышал ее стоны, рыдания, мольбу о помощи, но не имел бы ни малейшей возможности помочь ей. Как не смог в свое время помочь родной матери…

Покачнувшись, Габриел задрожал и схватился за столик побелевшими пальцами, чтобы не упасть. Ему не хватало воздуха. Он едва дышал, едва мог справиться с болью, которая разъедала его изнутри.

Он не смог бы жить, зная, что пришлось пережить Эмили семь лет назад. У него остановилось бы сердце, если бы он увидел такое хоть бы раз. Он бы не перенес этого. Он бы умер, не проснувшись.

* * *

Днем начался такой сильный снегопад, что даже уши запряженных в экипаж лошадей невозможно было разглядеть. У Габби хоть и было скверно на душе, но он понимал, что нужно остановиться и переждать непогоду. Он велел Робину сделать это, когда впереди покажется хоть какое-нибудь здание. Надвинув на голову меховую шапку, Габби уставился на дорогу, не чувствуя ни холода, ни ломоты во всем теле. Его не волновало ничего, кроме Эмили. Девушки, которая семь лет была его воспоминанием, а теперь стала его реальностью, без которой он уже не представлял свою жизнь.

Он страдал вместе с ней, думая о тех ужасах, которые ей пришлось пережить. Он должен был помочь ей освободиться от этого. Габби не мог больше подавлять в себе свои чувства к ней. Но и не мог видеть, как она страдает. Не мог позволить ей страдать одной. Он должен был найти способ помочь ей. Но как? Как он мог изгнать из ее памяти то, что отдаляло ее от него? Что отнимало ее у него? Как он мог сражаться с тем, что было ему не под силу? Он так долго искал ее, что теперь не мог так легко отпустить, но как удержать ее рядом, когда прошлое окончательно завладело ею? Как заставить ее забыть ужасы прошлого?