— А вот и Дашенька, — констатировал один из команды Серегина, сверившись с фотографией. — Ну давай, громила, работай! — приказал он по рации.
Из стоявшей неподалеку «вольво» вышел Кобыленко и направился к группе девочек, весело щебетавших на ходу. Одна из них, в джинсовой курточке, с задорным хвостиком волос, перехваченным какой-то яркой заколкой, радостно кинулась ему навстречу. На лице Кобыленко вспыхнула целая гамма чувств — нежность, с которой он обнял девочку, моментальное напряжение от взглядов из машины, решимость.
— Косой, вперед! — приказал Серегин, внимательно наблюдавший за этой сценой.
Из «девятки» выскочил симпатяга с богатой черной шевелюрой, роскошными усами и огромными очками с зеркальными стеклами.
— Вова, — заголосил он, — какими судьбами? Это дочка твоя? Красавица! Ну как жизнь? Ты на тачке? Подвезешь?
Балагуря, симпатяга оттеснял девочку к машине. Та и не сопротивлялась, ловя завистливые взгляды одноклассниц. Кобыленко, набычась, сел за руль. Симпатяга галантно усадил Дашу на заднее сиденье, уселся рядом с девочкой. Машина тронулась. Следом отъехала «девятка».
…Около пяти вечера Сергей Николаевич присутствовал на своем рабочем месте, сосредоточенно разгадывая кроссворд.
— Шеф, вам чай подать? — раздался через селектор полуобиженный голос секретарши.
— Неси, рыбуля, — разрешил Висницкий.
Капризно надув губки, секретарша вкатила в кабинет сервировочный столик, на котором располагались фарфоровый чайник, тарелка с бутербродами, графинчик с коньяком.
— Ну, что мы такие сердитые? — благосклонно оглядывая секретаршу, спросил Висницкий.
— Не любите вы меня, — поделилась своей бедой секретарша.
— Ну, ну, девочка. — Шеф ласково залез под короткую юбку. — Просто день тяжелый.
— У вас каждый день тяжелый, — капризничала девушка.
— Вот я тебя сейчас, — пообещал Сергей Николаевич, задирая юбочку.
— Шеф, можно? — В двери кабинета стоял Серегин, деликатно отводивший в сторону глаза.
— Да, — живо отозвался тот, одернув одежду любимой секретарши.
Девушка стремительно выкатила столик из кабинета.
— Докладывай, — приказал Висницкий, отхлебывая еще не успевший остыть чай.
Серегин извлек из «дипломата» стопку бумаг, разложил их перед шефом.
— Вот сводные авизо, вот платежки.
Висницкий внимательно просмотрел документы:
— Хорошо. Рассказывай.
— Поповой позвонили в четырнадцать ноль-ноль. Сказали, что дочь похищена. В шестнадцать тридцать она передала документы.
— Условия приняты?
— Абсолютно.
— Девчонка?
— Накачали наркотой.
— Кобыленко?
— Вел себя неадекватно.
— Надо убирать.
— Уже убрали.
— Кто был в операции?
— На девчонку задействовали Косого. Парик, накладные усы, очки — полная схема. Она не опознает.
— Хорошо. Свободен. — Висницкий проводил Серегина взглядом. — Рыбуля, заходи, — проворковал он в селектор.
Если бы кто-либо посторонний проник случайно внутрь однокомнатной квартиры, расположенной на третьем этаже хрущевки в районе Новых Черемушек, этот гипотетический посетитель был бы несказанно удивлен увиденным. Правда, в двадцатиметровой комнате присутствовал и платяной шкаф, и заваленный бумагами письменный стол, и довольно широкий диван. Тем не менее комната напоминала некий передвижной пункт связи или, скажем, полевую медсанчасть, совмещенную с военно-полевой кухней. Так, на журнальном столике стоял металлический ящик, напоминавший телетайп или, вернее, прибор для снятия электрокардиограммы. Сходство усиливала и лента миллиметровки, выползавшая из щели прибора. На ленте, точь-в-точь как на кардиограмме, вырисовывались тонким писчиком разнокалиберные зубчики. Они походили на горную гряду, состоявшую или из широких холмиков, или из тонких и длинных, как пик Коммунизма, скал. Около прибора сидел Игорь Ветров, буквально вытягивая из горла прибора исчерченную писчиком ленту и жадно вглядываясь в изображение. Рядом стоял кухонный стол, за которым что-то кромсала ножом уже знакомая нам по привокзальной кафешке белокурая Наташка. Девушка поглядывала на экран маленького переносного телевизора и помешивала некое варево в пыхтящей на электроплитке кастрюльке. Рядом с архаичной плиткой располагалась вполне современная микроволновая печь. Включать звук телевизора было категорически запрещено, дабы не мешать ученому осмысливать… Что? Да Наташка и знать не хотела, что там осмысливает этот чудик. Зато она научилась понимать происходящее на экране по движению губ действующих лиц. И даже, как ей казалось, успешно справилась бы с сурдопереводом теленовостей. Почему пища готовилась в комнате? Ответ на этот вопрос все тот же мифический посетитель получил бы, пройдя на кухню, которая представляла собой химическую лабораторию.