Опасно для жизни

Родители устроились работать в школу. Мама — профессиональный педагог — вела больше половины школьных предметов. Пожалуй, за исключением тех, что вел отец: трудовое и физическое воспитание, гражданская оборона. Да, этот уже скрюченный болезнью человек зачем-то вел уроки физкультуры у здоровых, вертких, сильных кутаисских ребят. Над учителем смеялись. И Илья очень болезненно переживал его смешное положение. Тем более что оно рикошетом попадало и в него, Илью. Это много лет спустя сын понял, что уроки физкультуры были для отца своеобразным протестом против неумолимо наступавшего конца. А тогда он только и слышал за своей спиной издевательские мальчишечьи голоса: «Вот идет неустрашимый Илико, сын непобедимого богатыря Нико».

Илья очень тосковал по своему северному городу с промозглым сырым ветром, ранними длинными зимними сумерками, тихими и ласковыми старушками соседками. Он ни с кем не хотел дружить. Вернее, была одна девочка… Нино Свимонишвили. Дочь известного в Кутаиси аптекаря была года на четыре младше Илюши. Его часто посылали в дом Вахтанга Свимонишвили за какими-нибудь снадобьями. Он очень хорошо помнил двухэтажный особнячок на маленькой городской площади. Первый этаж его и занимала собственно аптека, а в окнах второго этажа, где располагалась квартира Вахтанга, часто можно было увидеть тоненькую девочку с очень взрослым, строгим взглядом черных глаз. Если же девочки не было наверху, значит, она непременно была внизу, в аптеке, и помогала отцу. Однако дружбы не получилось. Заметив внимание, которое оказывает Илюша дочери аптекаря — а и как было не заметить, если они учились в одной школе, где Татьяна Анатольевна Висницкая была уже директором, — родители на корню пресекли увлечение сына. Ему было запрещено даже разговаривать с Нино.

— Одно дело — покупать лекарства. Действительно, у Вахтанга всегда есть то, чего нет у других… Другое дело — дружить с семьей, где… неизвестно чем занимаются… наркотики… — слышал четырнадцатилетний Илья разговор родителей, считавших, что их мальчик спит.

Жаркое кутаисское солнце и лечебные цхалтубские грязи не помогли Николаю Николаевичу. Он умер, оставив после себя уже двоих сыновей — семнадцатилетнего Илью и семилетнего Сергея.

А через год после окончания школы с золотой медалью Илья вернулся в свой любимый Ленинград, где поступил в химико-фармацевтический институт.

Надежда смотрела в окно. Новогодний стол был накрыт, елка мерцала в углу разноцветными огоньками, а Илюши все еще не было. Что ж, конец года, отчеты, распределение последних остатков скудных государственных подачек, которые в последние дни года обычно кидают, словно кость голодной собаке. Попробуй истратить свалившиеся будто снег на голову миллионы в последние дни года. А не успел истратить — очень хорошо! — миллионы уйдут обратно в государственный карман. Да еще и расчихвостят на очередном правительственном совещании: «Вам давали, что же вы не потратили…» Всю эту иезуитскую бухгалтерию Надежда прекрасно знала: муж был с ней полностью откровенен. Знала, что он придет поздно, но все равно сердилась до слез. Именно сегодня — надо же ей было зайти за результатами анализов именно тридцать первого декабря, — так вот, именно сегодня ей сказали, что операция неизбежна. Что из нее вырежут всю ее женскую сущность, ее женское естество. Чтобы то, что останется, могло ходить, варить обеды, читать лекции. А сколько ей отмерено этих последующих обедов, лекций — неизвестно. И нужна ли она будет Илье вот такой калекой? И все тот, первый и единственный, аборт, сделавший ее бесплодной, а теперь и тяжелобольной, а ее семейную жизнь с молчаливым, сдержанным Ильей Николаевичем полной самоистязания и истеричности.

Они познакомились в Питере, учились в одном институте. Потом Надежда узнала обстоятельства переезда их семьи в Грузию. Сначала Илья поступал в медицинский, но, получив на первом экзамене четверку, испугался, что не выдержит конкурса и ему придется возвращаться обратно. В непрестижном в те годы химико-фармацевтическом конкурса практически не было. Илья поступил без труда. Он жил в коммуналке у какой-то двоюродной тетки и был обычным бедным студентом. Разве что посылки из солнечной Грузии, дружно поедавшиеся всей группой, отличали его от однокашников. У Нади была своя история. Она была единственной дочерью секретаря одного из московских райкомов партии. В десятом классе девушку настигла первая любовь. К сожалению, предмет любви, молодой опереточный тенор, оказался женат. Это выяснилось, когда Надя была на третьем месяце беременности. В благородном семействе разразился шумный скандал, вследствие которого тенор оказался работником колымской областной филармонии. А Надя была выслана «в глушь, в Саратов», коим представлялся грозному родителю, выросшему в рязанском селе, город на Неве. Но все это было уже после злосчастного аборта, на котором настоял отец.

Потом был странный роман со старшекурсником Ильей, который и романом-то назвать было трудно. Так, притулились друг к другу два одиноких, некоммуникабельных человека.