В пятницу утром Деймон проснулся раньше Софи. Вторая беспокойная ночь подряд, паршивое настроение, да еще и кондиционер, похоже, окончательно перестал работать. Солнце только всходило, поэтому он еще раз принял душ, после чего, стараясь не шуметь, вернулся в комнату.
Софи спала, ее золотистые локоны разметались по белой подушке, ладошка под щекой. Одеяло сползло, топ задрался, обнажив кремовую кожу.
Освежающий душ забылся, его снова бросило в жар.
Деймон торопливо схватил телефон – надо найти пункт проката автомобилей. Таковой обнаружился всего в четырех кварталах от мотеля. День начинался с хорошей новости. До открытия оставалось пять минут. Он возьмет машину, купит что-нибудь на завтрак, а когда вернется, Софи уже встанет, оденется и встретит его собранной и, может быть, даже немного раздраженной, что охладит неуместный жар его желания.
Он плохо помнил, как продержался эту ночь; беспрерывный поток комедийных сериалов в конце концов довел их обоих до ступора. Пообещав не делать ничего такого, чего не хочет она, он томительно ждал первого шага с ее стороны, но она этот шаг так и не сделала.
Что было, наверное, самым разумным поступком с ее стороны за последние два дня.
Теперь пришло время подумать, что ждет их впереди.
Он проверил парковку, что не заняло много времени, – машин было мало, и все пустые. В офисе мотеля за столом сидел пожилой мужчина. За жалюзи моргал работающий телевизор.
Деймон быстро зашагал по улице. Надеясь, что до его возвращения ничего плохого не случится.
Софи подошла к окну и выглянула наружу. Никого.
Он хотел, чтобы она доверяла ему, но продолжал держать ее в неведении, и она начинала немного уставать от того, что он всем распоряжается.
Она торопливо сунула руку в карман и с облегчением нащупала ключ. Если бы он пошел без нее, то взял бы ключ. Впрочем, номер бокса он не знал; эту информацию она хранила в голове.
В глубине души Софи не верила, что он бросил ее. Скорее наоборот, он старался держаться к ней как можно ближе.
Она улыбнулась. Деймон был парнем жестким и бесстрашным, настоящим солдатом, специальным агентом, человеком, готовым умереть, исполняя долг. Но когда дело доходило до разговоров о чем-то личном, он робел и уходил в сторону.
Узнав о его семье, эгоистичных родителях, беспокойном детстве, ей стало понятно, почему он избегал отношений.
В детстве у него не было хороших образцов для подражания. Любовь, вероятно, представлялась ему полем битвы. Деймон не хотел умирать на этом поле и предпочел остаться без любви.
По крайней мере так это ей представлялось.
Были ли у него женщины? Во всяком случае он о них не упоминал. И даже сказал, что беспокоиться о нем некому. Но здесь она, возможно, вступала в область предположений.
Отогнав посторонние мысли и приказав себе сосредоточиться на делах дня сегодняшнего, Софи отвернулась от окна. Склад откроется через час, и очень скоро она узнает, что именно оставил для нее отец. Может быть – ей хотелось на это надеяться, – тогда она сможет, наконец, обрести покой, подвести черту и двигаться дальше. Еще лучше, если бы она получила информацию или хотя бы подсказку насчет того, кто убил ее отца.
Воспользовавшись отсутствием Деймона, Софи заняла душ – смыть грязь и пот последних двух дней. В последний раз она принимала душ в среду утром, когда собиралась на работу, и теперь с удовольствием наслаждалась ощущением чистоты и свежести.
Ее не оставляло чувство, что она делает первый шаг к возвращению в свою привычную жизнь. В то же время трезвым умом она понимала, что так, как раньше, уже не будет, потому что, даже если удастся выяснить, кто убил отца и пытался убить ее саму, отца уже не вернуть. Она теперь одна.
Не будет отца, которому можно было позвонить после волнующего открытия на раскопках или неудачного дня на работе, рассказать о забавной шутке какого-нибудь студента. Не будет отца, на плечо которого можно было опереться, когда жизнь загоняла в угол или просто накатывала грусть. Не будет отца, который повел бы ее к алтарю, подержал на руках ее первенца и наказал бы ее будущему мужу не обижать его дочь, а иначе…
Вся печаль, которую она сдерживала последние дни, захлестнула ее стремительной волной. Губы задрожали, но она подавила рыдания, сказав себе, что сейчас не время плакать. Однако плотину прорвало, и ей ничего не оставалось, как дать волю слезам, тем более что здесь, в душевой, под струями воды, это было легче.
Софи оплакивала свою потерю. Выплакивала свой страх. Рыдала из-за несправедливости жизни. А когда слезы иссякли, подставила лицо под струю.