Опасное хобби

Александровичу о большой беде, обрушившейся на дядю Гурама, или обождать до дома? Оставить для Андрюши, который с полчаса назад позвонил сюда, в машину, и предупредил его, что запахло жареным… Но уж больно зол сейчас Виталий, а гордый Артур не любил, когда на него повышали голос. Но ведь и Андрей наверняка неспроста позвонил сюда. Наконец решился.

Бай даже взвился.

— Какого ж ты… сразу не сказал?

— Да вы… того…

— Чего — того? Дурак! — И тут же добавил: — Извини, Артур, нервы… — С прислугой, какой бы она ни была, ссориться нельзя, уж это-то твердо знал Бай. — И кого повязали?

— Дядю Гурама, Мкртыча и еще полтора десятка наших. Но старший Мкртыч ушел из СИЗО. Подробностей пока не знаю.

— А где… — Бай чуть не назвал Мкртыча Макаром, хотя это имя не принято было называть. — Погосов где?

— Андрей сказал, у него.

— Он что, совсем спятил? — опять сорвался Бай. — А если?..

— Андрей знает.

— Все вы всё знаете! — огрызнулся Бай. — Пока жопу не прижгут!..

Артур промолчал, но в его склонившейся к рулю сухощавой фигуре, напоминавшей хищного коршуна, который приготовился к броску на добычу, чувствовалось крайнее напряжение и явное неодобрение тона, каким с ним разговаривал Виталий.

— А остальные? — помолчав, спросил Бай.

— Остальных — нет, — не оборачиваясь, буркнул Артур.

— Давай прижми…

— Не стоит, Виталий Александрович. И так за сотню. На хрена нам сейчас ГАИ?

— Ты прав.

«Значит, Макар в Переделкине… — размышлял Бай. — Гурам, конечно, человек железный. А вот какими окажутся остальные?.. И вдруг все-таки этот Турецкий сообразил на-ружку оставить?..»

Виталий Александрович верил своей интуиции. Вишь ты, снова не подвела. Решил ведь для себя расстаться с Андрюшей, и прав, и вовремя. Но теперь еще и Макар на шее…

Ну, если коснется Андрюши вплотную, тут можно будет представить дело так, что никакого особого криминала для Бая и не случится. Вот убили же в прошлом году одного из крупнейших в Москве авторитетов — Шота, завязанного на шоу-бизнесе. А ведь кто только с ним не дружил, водку не пил, девчонок не трахал — и что? Все эти выдающиеся киношники, эстрадники, артисты, они разве под суд пошли? Или хотя бы под подозрение попали? Да ничего подобного! Как жили, так и живут, и свои миллионы отрывают, и пьют где пили, и девки те же остались, и даже время от времени то в прессе, то в творческих своих дома поминки устраивают по Шота. Поэтому если Гурам — человек умный, а в этом Бай не сомневался, то он скажет: а я почем знал, кго он, ваш Беленький? С Погосовым Гураму будет посложнее: зачем тот из СИЗО сбежал? Ведь срок свой честно отсидел — от звонка до звонка, без всяких зачетов и амнистий. Или у него что-то иное объявилось вдруг?

Ну ладно, они пока посидят, а, собственно, ему, Баю, какие от этого неприятности? Где Беленького взял? Нашел. Гурамчик присоветовал. А где уж он Андрюшу нашел, пусть сам придумывает. Служил Беленький честно, ни в чем криминальном, не дай Бог, замечен не был. Специалист классный. А к тому же иди теперь свищи его! Срочно надо давать отставку Андрюше, как ни жаль. А тут еще Макар. Слишком много стало рядом уголовщины, слишком…

— А кто брал их? — спросил Бай у Артура, пронзенный неожиданной догадкой.

— Тот, который у вас был, на даче. К кому вы сегодня ездили.

— Турецкий?!

— Кажется.

Бай сочно выматерился, да так, что Артур только головой покачал.

Нехорошая цепочка стала выстраиваться у Виталия Александровича. Очень опасная. Чрезвычайно. И в этой цепочке определились две совершенно лишние фигуры — Турецкий, который, оказывается, мог уже слишком много знать, и Лариса свет Георгиевна, которая, выходит, ничего не забыла.

— За что взяли-то? — вспомнил наконец, о чем хотел спросить, Бай.

— Оружие нашли. И девку.

— Вон оно как… — протянул Бай. — В полном дерьме, значит, Гурамчик оказался? По уши… Постой, какая девка?! — Но ответ он уже знал. Неужели?!

— Да ту, что они искали. За выкуп. А ребята ее на хор поставили. Теперь групповуха — статья сто семнадцать. Да еще двести восемнадцатая. Это ношение оружия. И других до хрена — много у ребят набирается…

— Ну, Вадик, ну, Вадюля… Гореть тебе в аду синим пламенем! Ах, сукин ты сын… — И тут же вспомнил, почему обмолвился в разговоре Турецкий, что не совсем гладко прошло освобождение Ларисы. Вот оно в чем дело! Досталось, значит, красотке… Ну ничего, она этот спорт завсегда любила. А вот ему, Баю, отказала, как он ни намекал. Да какое намекал! Было дело, возвращались ночью из загородного кабака, в руках уже держал задастую — сопела, ерзала, а не дала. Глазки закатывала, сука! Ну хоть бы отсосик какой исполнила, жалко, что ли? Обидным было Баю такое откровенное пренебрежение им. Другим же не отказывала. Значит, туда тебе и дорога, поимела чего хотела…