Опасное хобби

В нескольких документах упоминалась фамилия Константиниди Г. Г., которому было предоставлено право сопровождения «особо ценного груза» для передачи его в спецхраны музеев Москвы, Загорска и ряду других подмосковных городов. Вот оно, то самое, понял наконец Турецкий. Что это за «особо ценные грузы», объяснил ему все тот же Перфильев.

— Да к себе же вывозили, — мрачно бубнил он. — Небось читали в газетах, как при обыске в доме этого самоубийцы Щелокова были обнаружены картины, которые годами в розыске числились? Чему ж тут удивляться? А наши уважаемые министры, которых, извините, обслуживали все эти искусствоведы в штатском, эти что? Откуда у них у всех бешеные деньги на дачи и прочее? Что, зарплата большая?

— А им бесплатно строили, — махнул рукой Турецкий.

— Не скажите, молодой человек. А брильянты? А целые коллекции? Не-ет, все не так просто, как вы себе представляете. Я почти уверен, что в их интересах действовала целая шайка… Или целая система, если хотите. Не подумайте, что я любитель анекдотов, но вот расскажу такой случай. Сам тому свидетелем не был, но слышал от человека, которому доверяю вполне. Перед тем как отдать Дрезденскую картинную галерею, наши художники получили задание снять копии с некоторых полотен. А имен такого рода по-своему весьма талантливых живописцев я мог бы назвать десятки. Так вот один из них, завершая уже свою работу в Москве, в залах Музея изобразительных искусств, извините, мне удобнее по старинке, то бишь в цветаевском музее на Волхонке, услышал за своей спиной шаги. Приближался один из самых-самых в нашем правительстве. Остановился за спиной художника, копировавшего картину, и вдруг говорит в раздумье: «Право, не знаю, что и делать. Копия-то, пожалуй, более впечатляет, нежели оригинал. А что вы скажете?» И обращается, ну там, Александр, скажем, Иванович? А тот, не будь дурак, и отвечает: «Ежели, говорит, думать о пользе отечественного искусства, отдавайте им оригинал!» А! Каково! — Слабая улыбка озарила хмурое лицо искусствоведа. — Но должен вам заметить, что впоследствии поступали как раз наоборот. То есть не в том смысле, что дарили, нет. Но отличные копии оставляли в архивах, а оригиналы, вероятно, и не за малые деньги, продавали или присваивали себе. Вот так-с, молодой человек. Когда-нибудь дойдут у вас руки, вот бы и занялись сим нехорошим делом.

— Рук на все не хватает, Иван Иванович, — вздохнул Турецкий.

— Вот то-то и оно, — погрозил неизвестно кому пальцем Перфильев.

Наконец Турецкому крупно, как он выразился, повезло. Он обнаружил копию письма директора Государственного Эрмитажа Иосифа Абгаровича Орбели никому не известному в музее Ивану Симоновичу Никифорову в далекий от Питера город Миасс, что в Челябинской области. Письмо, отпечатанное на именном бланке, было кратким, но вполне достойным академика.

«Многоуважаемый Иван Симонович! От имени нашего коллектива и своего лично я приношу Вам глубочайшую благодарность за ваш бесценный вклад в сокровищницу мирового искусства. Ваша безвозмездная передача шедевров, созданных карандашом и пером великих мастеров Возрождения, лишний раз подчеркивает то обстоятельство, что глубокое уважение к культуре стало основой бытия советского человека, постоянно осознающего свою непреходящую ответственность за сохранение и дальнейшее развитие мировой культуры и искусства.

Надеюсь также, что Вам удастся передать слова нашей благодарности и вашему другу, Константину Сергеевичу Грачеву, спасшему от гибели и забвения эти замечательные произведения мирового значения.

С глубоким уважением, академик И. А. Орбели».

Ну и куда же ушла эта папочка, получившая свой инвентарный номер, печать Эрмитажа и место на полке для хранения? Каким образом оказалась она в тайнике туалетного столика дочери Константиниди — Ларисы Георгиевны? Где тот глаз, который должен был неусыпно следить за этими «произведениями мирового значения»?

Ответить на этот вопрос мог бы лишь один человек, которому до 1950 года, то есть до полной отставки из органов, было предоставлено право, как утверждают найденные документы, «сопровождение особо ценного груза». Но увы. Сказать что-либо по этому поводу Георгий Георгиевич Константиниди уже не может. А дочь его, Лариса Георгиевна, сделает вид, что ничего не знает…