Опасное лето

Я умру нынче ночью, хотя невиновность моя
к небесам вопиет,
обернись, море, кровью, а весенняя земля грозой,
прекрасная, как распускающаяся роза,
с росой юности на лбу,
я грубо и жестоко попрана горьким роком.

Внезапно за кулисами раздалось пронзительное завывание Эммы:

О, роковая ночь!
О, роковая ночь!
О, роковая ночь!

Муми-папа вышел из левой кулисы с плащом, небрежно переброшенным через плечо. Он повернулся к публике и стал читать дрожащим голосом:

Узы родства и дружбы должны быть разорваны,
когда меня призывает мой долг,
ах, неужто корону мою узурпирует сестра
моего внука, сына дочери?

Заметив, что ошибся, папа снова прочитал:

…ах, неужто корону мою узурпирует тетка
моего внука, сына дочери?

Муми-мама, высунув мордочку, прошептала:

…неужто корону мою узурпирует
сестра моей невестки, жены сына!

– Да, да, да, – подтвердил Муми-папа. – Я пропущу эти слова.

Шагнув к Дочери Мюмлы, спрятавшейся за зеркальным шкафом, он произнес:

О ты, неверная Дочь Мюмлы, дрожи и слушай,
как страшный лев в ярости сотрясает
свою клетку и рычит от голода на луну!

Наступило долгое молчание.

…от голода на луну! –

чуть громче повторил папа.

Но ничего не произошло.

Обернувшись налево, Муми-папа спросил:

– Почему не рычит лев?

– Не стану рычать, пока Хомса не подвесит луну, – заявила Эмма.

Хомса высунулся из-за кулис.

– Миса обещала сделать луну и не сделала, – оправдывался он.

– Ладно, ладно, – поспешно сказал Муми-папа. – Пусть Миса лучше явится на сцену, я все равно вышел из образа.

Миса важно выплыла на сцену в красном бархатном платье. Она стояла несколько мгновений безмолвно, закрыв лапой глаза и упиваясь тем, что она примадонна. Это было бесподобно!

– О, какая радость! – подсказала Муми-мама, подумав, что Миса забыла свою роль.

– Я держу паузу! – тихонько огрызнулась Миса. Она приблизилась к рампе и простерла лапы к публике.

Что-то щелкнуло. Это Хомса запустил вентилятор в осветительской.

– Что это, пылесос? – удивился ежик.

– Помолчи! – заворчала ежиха.

Миса начала декламировать трагическим голосом:

– О, радость созерцать, как голова твоя раскалывается на куски…

Она оступилась, запуталась в бархатном платье и прямо со сцены упала в лодку, где сидели ежи.

Зрители закричали «ура!» и снова водрузили Мису на сцену.

– Только не волнуйся, фрёкен, – напутствовал ее пожилой бобер. – Давай сразу откусывай ей голову!

– Кому? – в недоумении спросила Миса.

– Тетке вашей внучки, разумеется, – пояснил бобер.

– Они ничего не поняли, – зашептал Муми-папа жене. – Скорее выходи на сцену, будь добра!

Мама быстренько подобрала юбки и, вынырнув на сцену с доброй и смущенной улыбкой, весело сказала:

О, судьба, укрой свое чело черным
как ночь посланием, которое я несу!
Твой сын обманом проложил себе путь и отравил
твою душу ложью!
О, роковая ночь!
О, роковая ночь!
О, роковая ночь! –

бубнила словно молитву Эмма.

Муми-папа тревожно смотрел на маму.

– Введите льва, – прошептала она, желая ему помочь.

– Введите льва, – повторил папа. – Введите льва, – неуверенно повторил он еще раз. А под конец закричал: – Давайте сюда льва!

За сценой послышался громкий топот. Затем выскочил лев, сделанный из старого покрывала. Передние лапы льва изображал один бобер, а задние – другой. Публика визжала от восторга.

Лев заколебался, потом подошел к рампе и поклонился и при этом разошелся на две части.

Публика похлопала в ладоши и стала разъезжаться по домам.

– Еще не конец! – кричал Муми-папа.

– Дорогой, они снова придут завтра утром, – сказала мама. – Эмма считает, что премьера не будет иметь успеха, если генеральная репетиция не кончится маленьким провалом.

– Ах вот оно что! – сказал, успокоившись, папа. – Во всяком случае они часто смеялись, – радостно добавил он.

Миса отошла немного в сторону, чтобы успокоиться. Ее сердце страшно колотилось.

– Они аплодировали мне, – прошептала она про себя. – О, как я счастлива! Я буду всегда, всегда вот так счастлива!

Одиннадцатая глава О том, как обманывают тюремного надзирателя

На следующее утро были разосланы театральные афиши. Птицы летали над заливом и сбрасывали театральные плакатики. Красочные афишки (их нарисовали Хомса и Мюмла) кружились над лесом, над берегом, над лугами, над водой, над крышами домов и садами.