– Ты думаешь, это она сказала родителям Флоренс Столуорти о том, что он был заядлым игроком?
– К сожалению, я в этом более чем уверена.
– Почему она так себя ведет?
Мать отложила рубашку и задумалась.
– Августа была очень красивой девочкой, – сказала она, прервав недолгое молчание. – Ее семья посещала Кенсингтонский методистский зал, где они и познакомились с Пиластерами. Она росла единственным ребенком в семье, избалованным и испорченным. Родители ее были довольно заурядными людьми. Отец некогда служил помощником владельца лавки, а затем основал свое дело и под конец открыл три бакалейных магазина в западном пригороде Лондона. Но Августа с ранних лет считала, что ее ожидает великое будущее.
Мать подошла к окну. Казалось, что она разглядывает за ним не хмурый Ла-Манш, а прошлое.
– В семнадцать лет она полюбила графа Стрэнга, а он полюбил ее. Это был приятный юноша – симпатичный, добродушный, высокородный и при этом очень богатый. Естественно, его родители пришли в ужас от мысли, что он может жениться на дочери бакалейщика. Хотя она была красива и даже в таком юном возрасте обладала чувством собственного достоинства, помогавшим ей не теряться в любом обществе.
– Они были помолвлены? – спросил Хью.
– Формально нет. Но все считали, что дело уже решено. А потом разразился скандал. Ее отца обвинили в том, что он систематически обвешивал покупателей в своих магазинах. Уволенный им сотрудник подал жалобу в министерство торговли. Говорили, что отец Августы обманывал даже церковь, закупавшую у него чай для вечерних собраний по изучению Библии. Его собирались посадить за решетку. Он же все отрицал и в конце концов выкрутился. Но Стрэнг покинул Августу.
– Наверное, это разбило ее сердце.
– Нет, – продолжила мать. – Не разбило. А привело в бешеную ярость. Всю жизнь она получала то, что хотела. Тогда же более всего на свете она хотела Стрэнга, но не могла его получить.
– И вышла замуж за дядю Джозефа «назло», как говорится.
– Я бы сказала, что она вышла замуж за него в припадке негодования. Он был старше ее на семь лет, что много, когда тебе семнадцать, и даже тогда он не отличался красотой, как и теперь. Но он был богаче, даже богаче Стрэнгов. Нужно отдать ей должное, она старалась быть ему хорошей женой. Но она до сих пор злится при мысли об упущенной возможности стать графиней Стрэнг.
– А что стало с самим Стрэнгом?
– Женился на французской графине и погиб в результате несчастного случая на охоте.
– Теперь мне даже почти жаль Августу.
– Что бы с ней ни происходило, она всегда желает большего: больше денег, более важной должности для мужа, более высокого положения для себя. Причина всех ее честолюбивых замыслов – будь то в отношении себя, Джозефа или Эдварда – то, что она до сих пор тоскует по тому, что ей мог бы предоставить Стрэнг: титул, фамильное поместье, беззаботная жизнь, богатство без необходимости работать. Но в действительности Стрэнг ей предлагал не это, а свою любовь. Именно любовь и стала ее главной потерей в жизни. И ничто не сможет ей возместить эту потерю.
Никогда у Хью еще не было настолько доверительной беседы с матерью. Он почувствовал, что готов открыть ей свое сердце.
– Мама, – начал он. – Кстати, о Мэйзи…
– О Мэйзи? – непонимающе посмотрела на него мать.
– О той девушке… из-за которой все произошло. Мэйзи Робинсон.
Лицо матери прояснилось.
– Августа ни разу не назвала ее имени.
Хью помедлил, затем выпалил:
– Она вовсе не падшая женщина.
Было видно, что мать смутилась. Обычно мужчины не заводили со своими матерями речь о проститутках.
– Понятно, – сказала она, отводя глаза.
Хью решил не сдаваться.
– Да, она из низших классов, это верно. И еврейка.
На лице матери отразилось удивление, но отвращения заметно не было.
– Кроме этого, ничего плохого про нее сказать нельзя. На самом деле… – он замялся.
Мать посмотрела ему прямо в глаза.
– Да? Говори.
– На самом деле она была… девственницей.
Мать покраснела.
– Извини, что говорю такое, мама, но если я не скажу, то ты будешь все знать только со слов тети Августы.
– И… она тебе нравилась? – спросила мать, чтобы не допустить неловкого молчания.
– Да, очень. – Хью почувствовал, что на глазах у него выступают слезы. – Не понимаю, почему и куда она исчезла. Я не знаю, где она живет. Я спрашивал слугу в конюшнях, где она работала, спрашивал в «Аргайл-румз», где мы с ней познакомились. Она нравилась и Солли Гринборгу, но он тоже в растерянности, как и я. Тонио Сильва был знаком с ее подругой Эйприл, но он вернулся в Южную Америку, а сам я Эйприл найти не могу.
– Как загадочно…
– Я уверен, что к ее исчезновению каким-то образом приложила руку Августа.
– Не сомневаюсь. Не понимаю, как именно, но в хитроумии ей не откажешь. Как бы то ни было, но теперь ты должен смотреть в будущее, Хью. В Бостоне перед тобой откроется столько возможностей, если только работать усердно.
– Она необычайная девушка, мама!
Было заметно, что мать ему не совсем верит.
– Рано или поздно ты ее забудешь.
– Даже представить себе не могу!
Она поцеловала его в лоб.
– Забудешь, обещаю.
II