Опасное наследство

– Не говори с набитым ртом, Берти, – строго произнесла Энн Кингсбридж, девочка семи лет, которой нравилось командовать Берти и своим пятилетним братом Фредди.

– Просто замечательно! – сказала Мэйзи.

– Не хотите поджаренных бутербродов с маслом? – спросила другая няня, и дети хором ответили: «Да!»

Поначалу Мэйзи казалось неестественным, что дети растут в окружении слуг, и она боялась, что так Берти не научится самостоятельности; но вскоре она выяснила, что дети богачей точно так же валяются в грязи, лазают по деревьям и дерутся между собой, как и дети бедняков, и единственная разница заключается в том, что их моют и их одежду стирают люди, которым за это платят.

Ей бы хотелось иметь больше детей, уже от Солли, но после рождения Берти с ее организмом что-то случилось, и швейцарские доктора сказали, что она больше никогда не забеременеет. Они оказались правы, ведь за все пять лет, что Мэйзи спала с Солли, у нее ни разу не было задержки. Так что Берти навсегда останется ее единственным сыном. Ей было жаль Солли за то, что у него не будет собственных детей, хотя он и уверял ее, что он самый счастливый мужчина на свете и что он больше ничего не требует от жизни.

Вскоре к детскому завтраку присоединилась и жена Кинго, герцогиня, которую все близкие знакомые называли Лиз. Когда они отмывали лица и руки детей, Лиз сказала Мэйзи:

– А ведь моя мать никогда до такого не додумалась бы. Она позволяла нам входить в ее покои, только когда мы были начисто вымыты и переодеты в парадное платье. Как же это неестественно!

В ответ Мэйзи лишь улыбнулась. Лиз считала себя очень практичной и деловой только оттого, что сама мыла детям лица.

Они оставались в детской до десяти часов, пока не пришла гувернантка, с которой дети должны были заниматься рисованием. Мэйзи с Лиз вернулись в свои комнаты. На сегодня никаких шумных развлечений и крупной охоты не планировалось. Некоторые мужчины отправились на рыбалку, другие бродили по лесу с собаками и стреляли в кроликов. Дамы и мужчины, предпочитавшие общество дам собакам, перед обедом гуляли по парку.

Позавтракав, Солли приготовился к прогулке и надел коричневый пиджачный костюм с коротким жилетом. Мэйзи поцеловала его и помогла натянуть высокие башмаки; если бы не она, ему пришлось бы позвать лакея, потому что сам он с трудом дотягивался до шнурков. Потом она помогла ему облачиться в меховое пальто с капюшоном, подобрала котелок по цвету, и они вместе спустились в продуваемый холл.

Стояло солнечное морозное утро, восхитительное для тех, кто может позволить себе закутаться в шубу, и ужасное для тех, кто живет в трущобах и ходит по улицам босиком. Мэйзи нравилось вспоминать былые лишения – так ей было приятнее осознавать себя женой одного из самых богатых людей мира.

Когда они вышли наружу, с одной стороны от нее шел Солли, а с другой Кинго. Хью держался позади, вместе с Лиз. Мэйзи не видела его, но постоянно ощущала его присутствие и слышала, как он болтает с Лиз. Лиз весело смеялась, а Мэйзи представляла себе, как блестят его голубые глаза. Когда они повернули, чтобы пройти через сад, Мэйзи увидела знакомую высокую фигуру с черной бородой, приближавшуюся к ним со стороны деревни. На мгновение ей показалось, что это ее отец, но потом распознала в этом человеке своего брата Дэнни.

Шесть лет назад Дэнни отправился на поиски родителей, но выяснил только, что они уехали из дома, не оставив никому своего нового адреса. Разочаровавшись, он поехал дальше на север и осел в Глазго, где основал Ассоциацию помощи рабочим, которая не только собирала страховые взносы для выплаты пособия лишившимся работы, но и следила за соблюдением правил безопасности на фабриках, агитировала за вступление в тред-юнионы и призывала ужесточить финансовое регулирование предприятий. Его имя стало даже появляться в газетах, где его называли, конечно же, Дэниелом Робинсоном, а не Дэнни, потому что вид у него теперь был слишком грозный и внушительный. Одна из газет попалась на глаза их отцу, и тот пришел в его контору. Так после долгих лет воссоединились дети и родители.

Оказалось, что вскоре после того как Мэйзи с Дэнни сбежали из дома, папа с мамой повстречали других евреев, которые дали им взаймы деньги на переезд в Манчестер. Там папа нашел другую работу, и им уже не приходилось жить в такой нищете, как раньше. Мама выздоровела и с тех пор уже сильно не болела.

Увидев Дэнни здесь, в Кингсбрижде, Мэйзи первым делом подумала, что что-то произошло с родителями. Она подбежала к брату и с замиранием сердца спросила:

– Дэнни? Что случилось? Что-то с мамой, да?

– Родители в порядке, как и все остальные, – ответил Дэнни с американским акцентом.

– Слава богу! Как ты узнал, что я здесь?

– Ты сама мне написала.

– Ах да, верно.

Горящие глаза и кудрявая борода делали Дэнни похожим на турецкого янычара, но одет он был как клерк – черный поношенный костюм и шляпа-котелок. Судя по его пыльным ботинкам и усталому виду, он долго шел пешком. Кинго неодобрительно посмотрел на него искоса, но Солли, как всегда, добродушно пожал ему руку и сказал: