Опасное наследство

– Ну как хотите. – Я пожал плечами. Во рту было сухо, голос звучал безжизненно и сипло. – Возлагаете на камни такие надежды, но вы кое-чего не учли. Трилистник оживляет лишь мертвых, так что вам придется умереть, чтобы им воспользоваться, а это, как вы помните, неприятно. А что, если вы не успеете возложить танамор на себя, когда почувствуете, что конец близок? И даже если успеете, ваша опухоль, может, и пропадет, но вам, простите, шестьдесят два, так что и без нее недолго осталось, тем более что все это время вы будете хранителем трех камней. Да они вас сами и прикончат, перед этим лишив разума и остатков души. Вот незадача!

Гарольд сморщился от злости, а я продолжал. Последнее выступление. Вот она, моя героическая прощальная речь.

– Камни нужны мне прямо сейчас – в отличие от вас я действительно мертв, – а вам придется жить, храня трилистник в ожидании смерти. Но я готов обменяться. Вот этим Бен вернул нас к жизни. – Я указал на провод. – Сами видели, как его подопытная сейчас открыла глаза. Я помню, как очнулся, когда Бен применил его ко мне. Это было словно прикосновение самой жизни. Посмотрите на меня, Гарольд. – Я криво улыбнулся и развел руками. – Я – лучшее доказательство, что изобретение работает. Как я жалею, что не испробовал его на себе, когда был еще жив! Бен носится со своим аппаратом как курица с яйцом, но я готов обменять его на ваш камень. С Беном я сам разберусь, жалоб он подавать не будет. Это – машина жизни, вы своими глазами видели. Мертвеца она способна вернуть, а живым дарует вечную жизнь, вот в чем ее главный смысл. Я хотел ожить с помощью танамора, а потом использовать ее для себя. Мечтал, что тогда не постарею больше ни на день. Но сейчас камень мне нужнее. Давайте поделим добычу? Трилистник не для вас – вы ведь боитесь смерти и желаете от нее убежать. А меня, скорее всего, уже не спасет машина – мое тело было слишком слабым и мертвым, когда я узнал о ней. Сами видите, это достойный обмен. А иначе мы будем бороться, пока оба не упадем замертво. Я хочу жить, и вы тоже. Я не сдамся, и вы тоже. Мы с вами – волки, пора это признать. – Я кивнул на провод, лежащий на полу. – Испробуйте, просто чтобы понять, о чем я говорю. Это же не оружие, Бен – мирный ученый. Думаю, вам придется применять аппарат постоянно, но, проверив его в деле хоть разок, вы не сможете отказаться от сделки. А не понравится, будем торговаться дальше. Я покажу, как он работает, чтобы вы могли использовать его сами. Возьмите провод. Нужно раскрутить вот эту ручку как можно сильнее, тогда мощность будет выше. – Гарольд подобрал провод. Он, похоже, был впечатлен и заинтригован. Я начал раскручивать ручку генератора, и провод тихонько защелкал. – Если боитесь – проверьте на малой площади, скажем, на запястье. Приложите к нему конец провода.

Соблазн был слишком велик: Гарольд отчаянно хотел жить и уж точно не отказался бы жить вечно, не старея. Он посмотрел на провод, потом на меня. Провод выглядел безобидно, и он нерешительно приложил его к голому запястью.

Я не думал, что эффект будет таким молниеносным: Гарольд дернулся всем телом и рухнул. Я подождал пару секунд. Он не двигался, глаза невидяще смотрели в дощатый потолок. Как и в случае с Молли в переулке, меня поразила простота этого перехода, хрупкость границы между жизнью и смертью.

– Джонни… – Бен подполз к Гарольду, продолжая одной рукой держать висок. Второй пощупал пульс. – Ты его убил.

«Это был жест отчаяния», – хотел сказать я, но сил не было даже на слова. Я сполз на пол, держась руками за ножку железного стола. Ну вот и все. Последние пять минут я безумно боялся, что Бен заговорит и все испортит. Но он молчал – похоже, был высокого мнения о моей способности вести переговоры. Это было приятно. Я слабо улыбнулся, прислонившись лбом к ножке стола.

Мне тоже пришлось поверить Бену: когда-то он требовал, чтобы я держал мокрые руки подальше от оголенного провода, чтобы оживляющее электричество меня не убило. Я все еще понятия не имел, как это работает, но Бен вряд ли стал бы врать, и я облил Гарольда водой, стараясь попасть на манжеты рукавов, чтобы запястья уж точно промокли. А врать я еще в пансионе научился. Главное в этом искусстве – не проявлять лишних эмоций, не бегать взглядом, быть спокойным и самому верить в свои слова. Гарольд был трудным противником, но я победил.

Я приоткрыл глаза, чтобы выяснить, с чего Бен притих, – вдруг сознание потерял? – но тот по-прежнему разглядывал тело Гарольда. Цвета я перестал различать совсем – все вокруг теперь казалось черно-белым.

– А это могло бы стать милосердной казнью для преступников, – с исследовательским азартом протянул Бен. – У нас преступников вешают или обезглавливают, но вот это куда более человеколюбиво! Смерть мгновенная.

– Бен, – взмолился я. – Не время. Лучше перевяжи себе голову.

– Тут нет стерильных материалов, – рассеянно ответил он, продолжая изучать Гарольда. – Интересно, можно ли оживить электричеством человека, который умер от удара электричества?

– Бен! Соберись!