Опасное наследство

– Темноволосый, с крохотной треугольной бородкой. До того могуч… В этом… много… ну какого-то благородства. Вообще-то, говорил он вовсе не так, как в Высокогорье. Но на нем был плащ со знаком Лакланов, так что мы и не заподозрили какого-либо обмана.

– А какого он возраста?

– Этого я не знаю, может, лет тридцати или около того.

– Гм-м-м! Не похоже, будто он один из тех, кого мы обычно числим среди недругов Лакланов. Но кто еще мог бы извлечь пользу, сея рознь меж кланами Кенси и Лакланов?

Пожалуй, она не ждала, что я отвечу. Думаю, она задала вопрос себе самой… Но я все же ответила:

– Быть может, Дракан!.. – Она презрительно фыркнула.

– Я не питаю никаких теплых чувств к человеку, что скупает детей у торгаша, точь-в-точь так, как другие скупают мулов или кухонные горшки. Но вообще-то, у Лакланов нет ничего недоговоренного с князем, и я не думаю, что он жаждет вражды меж нами. Вряд ли он осмелится на такое…

Лаклан был огромным и могущественным кланом, куда больше Кенси – клана. Но я-то про себя подумала, что как раз это могло быть удобной причиной попытаться посеять рознь и раздоры меж кланами. Столкнуть обитателей Высокогорья друг с другом: пусть перебьют друг друга, а самому ради этого пальцем не шевельнуть… Очень похоже на умысел Дракана!

Но даже если Хелена Лаклан назвала меня «мадемуазель Тонерре» и угощала за своим собственным столом, я вовсе не думала, что Хелена Лаклан склонна принять от меня совет. Так что я, снова принявшись за хлеб с медом, придержала язык за зубами.

Прежде чем мне позволили выйти собрать подорожник, мне пришлось рассказать все, что я вспомнила о лже-Лаклане, писцу Хелены Лаклан, который тщательно все это записал.

Я же, послушавшись совета Каллана, спросила, есть ли у кого-нибудь из Лакланов время пойти со мной за подорожником, и Хелена поручила это своему младшему внуку:

– Тавис, пойди-ка с мадемуазель Тонерре и покажи ей дорогу. Веди себя достойно и делай все, что она скажет.

Тавис был нынче, пожалуй, скорее телохранитель, нежели проводник, но мне не хотелось говорить ему об этом.

А Тавис был проворный, смышленый рыжеволосый юнец с ослепительной улыбкой проказника и лицом, усыпанным веснушками, – просто звездный парад веснушек.

Мне куда удобнее было отправиться с ним, чем, к примеру, с Ивайном, который наверняка скоро потерял бы терпение и вспомнил о более важных делах.

– Сколько тебе лет? – спросила я, когда мы отошли от Хелены Лаклан настолько, что услышать нас она не могла.

– Девять, – ответил он. – А сколько тебе?

– Одиннадцать.

Он смерил меня взглядом. Я была едва ли на ладошку длиннее его.

– Мгм, – пробормотал он. – Но ты-то девчонка!

– О чем ты? – спросила я, хотя было яснее ясного, что он имел в виду.

– Ничего! – ответил он, улыбаясь своей широчайшей и самой невиннейшей из улыбок. – Куда отправимся, мадемуазель?

– Найди мне какой-нибудь луг или обочину канавы. Ты знаешь, какой он, подорожник?

– А на что он тебе?

– Врачевать раны моего брата. Не годится лишь остролистный. Plantago Lanceolata.

– Это еще что такое?

– Так называется это растение по-латыни.

Я сказала, чтобы мальчишка знал: есть кое-что такое, что мне прекрасно известно, а он и не слышал.

Нам не пришлось ходить далеко за пределы города, чтобы найти небольшую делянку, где росла бы никем не затоптанная и не покрытая глиной трава. В самом первом обнаруженном нами таком месте лютики заглушили почти все.

– Если пройдем немного вдоль дороги, мы, пожалуй, найдем какие-нибудь подорожники, – сказал мне в утешение Тавис.

– Только бы нам не пришлось спускаться за ними полдороги под гору в Низовье, – вымолвила я.

В этих словах, пожалуй, было опасение, но больше потому, что я беспокоилась за Давина.

– Может, ты не привык ходить так далеко?

– Еще чего!

Тут снова начались вопросы: «На что вообще нужны девчонки?»

Это начало меня раздражать. Быть может, взрослый телохранитель все же был бы лучше, чем девятилетний дерзкий сопливый щенок с веснушками и дерзкими повадками.

Мы прошли немного вдоль дороги – две колеи переваливали через вершины холмов и в нескольких местах врезались так глубоко, что образовали проход в горах, и ничего нельзя было разглядеть по обеим сторонам тесных откосов. Высоко над нашими головами плыл на легких крыльях жаворонок и пел, да так, что на душе становилось все веселее.

Солнце стояло высоко в небе и уже грело по-настоящему.

– Хочешь пить? – спросил Тавис, и я подумала, что мальчишка и сам хочет напиться.

– Немножко!

Уйдя с дороги, он, поднявшись выше, перешел наискосок вершину холма. Там проходила небольшая вытоптанная, по всему видно, овцами тропка. Повсюду валялись черные кучки овечьего помета. На мне были мои новые ворсистого сукна сапожки, так что я, боясь их запачкать, пыталась во что бы то ни стало не наступить на эти кучки, но это было трудно, так как они валялись повсюду.