Опасное наследство

Перед нами медленно, дюйм за дюймом, открываются тяжелые дубовые ворота, оплетенные железом, из-за них появляется худой человек с солдатской выправкой, облаченный в строгую, хорошо сшитую одежду. На вид ему лет пятьдесят. У него густые седеющие волосы и обвислые усы, а на скуластом лице, грубоватом и морщинистом, застыло пугающе мрачное выражение. Он ждет с небольшим эскортом бифитеров — так называются в Тауэре стражники. Я с тоскливым чувством осознаю, что эти люди будут моими тюремщиками, и молю Бога, чтобы они не стали также и моими палачами.

Стражники помогают мне подняться, я на дрожащих ногах и со страхом в сердце выхожу из лодки. Но когда я пытаюсь подняться по лестнице, ко мне подходит пожилой джентльмен и предлагает руку.

— Сэр Эдвард Уорнер к вашим услугам, миледи, — представляется он. — Я лейтенант Тауэра, и вы поступаете под мою ответственность. — Я с облегчением отмечаю его вежливость и предусмотрительность; говорит он радушным, хотя и слегка гнусавым тоном. Правда, предательский внутренний голосок напоминает мне, что с такой же добротой в Тауэре в свое время обходились и с моей сестрой и, насколько я знаю, с Анной Болейн.

— Следуйте за мной, — тихим голосом бормочет сэр Эдвард. Видимо, на моем лице отражается настоящий ужас, потому что он слегка морщится и заверяет: — Вам нечего опасаться, миледи.

Это немного поднимает мне настроение, потому что я ожидала более холодного приема. Но в любом случае судьба моя еще не решена, и никакие слова утешения не распутают плотно связавшихся узлов страха в моей груди.

— Я понимаю, что вы чувствуете, миледи. Я когда-то тоже был заключенным в Тауэре, — говорит лейтенант, пока мы поднимаемся по ступенькам. — В наказание за то, что поддержал претензии на трон вашей сестры леди Джейн. Меня здесь продержали год после мятежа Уайетта, а потом я попал в опалу и пробивался как мог вплоть до восхождения на трон нашей благословенной королевы Елизаветы, за что я каждый день возношу благодарность Господу.

Сама я, естественно, не могу испытывать подобной благодарности, но слова сэра Эдварда воодушевляют меня, в особенности я рада тому, что он поддерживал претензии на трон моей сестры, потому что в таком случае он наверняка должен быть расположен и ко мне. Я, чуть ли не довольная, иду за лейтенантом, хотя и чувствую у себя за спиной бифитеров с пиками.

Мы выходим на мощеную площадку, которая кажется мне туманно знакомой, и, оглянувшись, я узнаю это место: той судьбоносной ночью восемь лет назад мы с Гарри проходили по этой площади, направляясь в лодку Пембрука, и я вспоминаю необъяснимый ужас, который охватил меня здесь. Может быть, это было предчувствие моего нынешнего заключения? Я в страхе… но тогда было хуже. Не дай бог, это действительно предзнаменование того, что меня ждет…

Тауэр кажется мне громадным. Повсюду высокие неприступные стены и мрачные здания, а я понятия не имею, куда меня ведут. Больше всего я боюсь, что меня замуруют в подземелье… или я окажусь на том месте, где пролилась кровь моей сестры. Этого я бы не вынесла.

— Куда мы идем, сэр Эдвард?

Лейтенант направляет меня под арку. Впереди слева высится стена, за ней видны кроны деревьев.

— Мы идем во внутренний двор, — говорит он мне. — Вы будете помещены в Белл-Тауэр. — Сэр Эдвард показывает наверх. — Рядом мои покои, вот за этой стеной. — Если поблизости от тюрьмы будет сад, то это уже лучше. Я смогу смотреть на него из окна.

Из-под арки мы попадаем в узкий проход, и здесь, близ выхода в противоположном конце, я вдруг всем телом начинаю ощущать лютый холод, хотя сейчас стоит теплый август. Сэр Эдвард и его люди ничего не чувствуют, а я на какое-то время буквально коченею. Меня охватывают паника и ужас, и я знаю, что причина этого не только в моей беременности. Потом мы поворачиваем налево, и это чувство исчезает так же неожиданно, как и пришло, но ему на смену приходит кое-что похуже. Потому что, когда мы выходим на открытое место, я вижу перед собой лужайку Тауэра, ограниченную зданиями и стенами, а справа воспаряет к небесам громадная белая крепость, известная как цитадель Цезаря. Ее позолоченные купола-луковицы сверкают в солнечных лучах. Но я едва их замечаю, потому что за лужайкой находится часовня. Я останавливаюсь как вкопанная.

Лейтенант видит, что я в ужасе смотрю перед собой. Он поспешно берет меня под руку и ведет к высокому деревянному зданию слева — одному из нескольких изящных сооружений в этой части замка. Это впечатляющее здание, за которым высится каменная башня, но все это я едва вижу, потому что меня чуть не выворачивает наизнанку при мысли о том, что останки моей безжалостно убитой сестры покоятся здесь, в этой часовне, а где-то тут на лужайке стояла плаха, на которой ей отрубили голову. Если королева хотела меня наказать, то лучшего способа и придумать не могла.