Опасное наследство

Кейт была зла на того лондонца за несправедливые слова, а заодно и на Мэтти, которая не позволила ей дать достойный ответ этому человеку. Однако, немного успокоившись, девушка поняла, что в данном случае горничная оказалась умнее ее. У людей уже сложилось относительно Ричарда Глостера определенное мнение, и ей не под силу их переубедить. И только сам отец, своими поступками, может восстановить собственную репутацию. Кейт не сомневалась, что со временем он непременно сделает это.

В те дни население Лондона значительно выросло за счет важных лордов, приехавших на коронацию вместе со своими свитами. Кроме них, в столице отовсюду собралось и множество простых людей. Гостиницы были переполнены, в харчевнях и на постоялых дворах не протолкнуться. Для воров наступило самое благодатное время: каждый раз, выходя на улицу, Кейт и Мэтти видели людей шерифа, которые гнались за мошенниками. За ними следовали пострадавшие — взбешенные купцы или джентльмены, выражающие справедливое возмущение. Всюду царила суета, сам воздух столицы, казалось, был пропитан духом ожидания. И вдруг, ни с того ни с сего, последовало сообщение: коронация откладывается. Ни причины, ни новой даты церемонии при этом не сообщили. И тогда Лондон загудел слухами. Вскоре, однако, стало известно, что в Вестминстере полным ходом идет подготовка к торжеству, и люди успокоились: коронация все же состоится. Оставался только один вопрос: когда?

— Интересно, почему отложили коронацию? — недоумевала Кейт, ласково поглаживая великолепное синее платье из дамаста. Девушке не терпелось надеть новый наряд.

— Понятия не имею, — пожала плечами Анна. — Милорд пишет, что одеяния, в которых король будет на коронации, уже пошиты, да и некоторые блюда для пира в Вестминстер-Холле тоже готовы. Так что задержка, вероятно, будет незначительной.

— Надеюсь, — нетерпеливо сказала Кейт. Она не хотела, чтобы отец давал своим недоброжелателям лишний повод думать о нем плохо.

Катерина Июль 1553 года; Байнардс-Касл, Лондон; монастырь Шин, Суррей

Несмотря ни на что, принцессе Марии, кажется, удалось избежать пленения. Во многих графствах люди вооружались, собираясь драться за нее. Причем среди них были не только католики, но и протестанты, преданные дочери покойного Генриха VIII. Единственная обнадеживающая новость пришла из Кембриджа, где вспыхнуло восстание против Марии, однако никаких подробностей мы не знали.

— Если Нортумберленд хочет, чтобы победа осталась за нами, он должен начать действовать немедленно, — говорит Гарри.

Однако Нортумберленд по-прежнему остается в Лондоне.

— Он пока не отваживается выступить, — мрачно поясняет Пембрук, которого мы видим теперь чрезвычайно редко. — У него недостаточно людей, и он предпринимает отчаянные усилия, чтобы набрать больше. Нортумберленд составил письмо и отнес его на подпись королеве Джейн, чтобы потом разослать копии лордам-наместникам. В этом письме твоя сестра призывает их принять все меры, чтобы защитить законную королеву, — говорит он слегка ироничным тоном, вкладывая особый сарказм в слово «законную».

Я отворачиваюсь. Мне нечего сказать свекру. Но, даст Бог, через несколько дней он еще будет умолять меня о прощении. Я с нетерпением жду этого часа.

А пока мне нужно как-то отвлечься, избавиться от тревожных мыслей. Однажды утром — воодушевленная новостью о том, что Нортумберленд собрал армию не менее чем в две тысячи человек, — я открываю маленький серебряный ларец, в котором держу драгоценности, письма, тетрадку со стихами и несколько бумаг, найденных мною в старинной башне. Сначала я достаю золотую подвеску. Хотя такие вещицы давно уже вышли из моды и теперь на них посматривают презрительно, однако я бы не отказалась ее носить. Украшение сделано очень искусно, а у сапфира такой божественный голубой цвет. Я осторожно беру подвеску, и мне кажется, что она живая и буквально трепещет у меня в руке! Воровато оглянувшись по сторонам, я надеваю подвеску на шею — и меня тут же охватывает невыносимое отчаяние, какое я уже чувствовала прежде. Ощущение ужасное, словно из души твоей разом ушли все надежды и впереди неминуемая смерть. Схватив цепочку, я безуспешно пытаюсь снять ее с шеи, тяжело дышу… наконец мне удается избавиться от злополучного украшения. Оно явно заколдовано! Никогда больше не буду надевать эту подвеску. И все же — она такая красивая и кажется совершенно безобидной, когда лежит на столе. Я некоторое время смотрю на нее, а потом принимаю решение. Завернув подвеску в кусочек вышитой тафты из своей шкатулки, я засовываю ее на самое дно ларца, твердо пообещав себе впредь никогда больше не доставать.