Лезвие ножа прорезало газету. Сет успел увернуться, но все же недостаточно быстро, и на его черной бархатной куртке появилась дыра. Он схватил меня за руку и выворачивал ее, пока я не выронила нож. Стул, на котором он сидел, упал, и мы покатились по полу. Сет навалился на меня всем телом, схватил нож и приставил его мне к горлу.
– Убей меня, – сказала я ему. – Убей или, клянусь, я снова попытаюсь убить тебя и на этот раз уже не промахнусь.
Наши позы очень походили на те, что мы принимали вчера, когда занимались любовью, но сейчас мы не чувствовали ни любви, ни желания. Только гнев и ненависть.
– Я не боюсь твоего ножа, горгио, – процедила я сквозь зубы. – Я не трушу. Это ты боишься. Ты! Если бы у меня был брат или отец, которые могли бы защитить меня, ты бы сполна расплатился за то, что сделал!
– Вставай! – Он отшвырнул нож в сторону и рывком поднял меня на ноги.
Двери распахнулись, и раздался встревоженный голос слуги:
– Мсье, с вами все в порядке? Я слышал…
– Все отлично, Жюль, – резко оборвал слугу Сет. Гневное выражение исчезло с его лица, он улыбнулся. – Приготовь комнату для мадемуазель. И отправь Буше на рю де Вожирар за ее вещами. Старой ведьме они уже не понадобятся.
– Хорошо, мсье. – Кивок, любопытный взгляд на меня, и слуга вышел.
Я отступила в сторону на несколько шагов, потирая руку.
– Я здесь не останусь! Лучше буду попрошайничать на улице, чем проведу хоть еще одну минуту под одной крышей с тобой!
Он хрипло рассмеялся и поднял стул.
– Здесь ты получишь намного больше, чем на улице. – Он сел, скрестив руки на груди. – Там тебя ждет ужасный, полный опасностей мир, который уничтожит тебя.
– Я не боюсь! Я могу сама присмотреть за собой!
– И что же тебя в этом так восхищает? Я предлагаю тебе жилье. Ты ведь именно этого хотела. Пошли, Жюль покажет тебе твою комнату. – Сет подобрал газету, нахмурился, увидев дыру в ней, и нетерпеливо отшвырнул порванные листы в сторону.
– Ты ведь не любишь меня, – с тоской сказала я. – Я не останусь здесь! Клянусь, не останусь!
– Нет, останешься. – Сет скучающе прикрыл глаза. – Тебе некуда больше идти.
Я подхватила юбки и выбежала из кабинета через гостиную в черно-белый холл. Я должна убежать от него!
Передо мной неожиданно, словно из-под земли, вырос слуга Жюль.
– Ваша комната готова, мадемуазель. Если вы…
Я молча пробежала мимо него и распахнула входную дверь. Я мчалась, не разбирая дороги, пока совсем не задохнулась. Только тогда я остановилась и огляделась вокруг. Я не знала, где нахожусь и как далеко я теперь от рю де Монморанси.
Был полдень. Небо затянули низкие облака, накрапывал дождик. Вдоль улицы дул холодный, пронизывающий ветер. У меня не было с собой ни накидки, ни даже самой легкой шали – ее я, видимо, оставила в коляске Буше, – и я мгновенно продрогла.
Я пошла на восток. Вскоре мое платье намокло, а влажные волосы прилипли к лицу. Мимо проносились экипажи, обдавая меня фонтанами грязи. Меня мучил голод: последний раз я ела вчера вечером.
Какая я дура, какая послушная идиотка! Жизнь в роли горгио совсем размягчила мой мозг. Поверить его лжи, позволить ему соблазнить меня… Как же легко ему это удалось – достаточно было лишь протянуть руку, и я, как созревший плод, сама упала ему в ладонь…
Достаточно! Цыгане не жалеют о прошлом, они знают только радость сегодняшнего дня. Не думай больше о нем, приказала я себе. Забудь его, забудь!
Я уже несколько часов бродила по городу, не разбирая дороги. Иногда со мной заговаривали мужчины. Они старались остановить меня, спрашивая умильными голосами, не нужна ли мне помощь, но я отталкивала их и убегала. Я зашла в кондитерскую, чтобы попросить кусочек булки. Владелица бросила только один взгляд на мое промокшее платье и закричала:
– Убирайся отсюда, или я позову полицию! Здесь не богадельня для шлюх!
Я снова оказалась под дождем. Если бы я выглядела как цыганка или даже как обыкновенный горгио, мне, наверное, повезло бы больше.
Стемнело. У меня по-прежнему не было денег, не было места для ночлега. Пытаясь укрыться от дождя и ветра, я остановилась у подъезда одного из домов. Вышедший оттуда мужчина остановился и заговорил со мной.
– Не хочешь зайти погреться? Я угощу тебя неплохим вином.
Я отрицательно покачала головой и ушла. Возможно, я смогу найти цыган, думала я. В каждом городе есть цыгане. Я приду к ним и скажу: «Я цыганка, я одна из вас». Они возьмут меня, потому что я говорю на их языке. А потом? Я покрыта позором, обесчещена. На мне не женится ни один уважающий себя цыган. Быть изнасилованной в детстве – это одно, но добровольно отдаться мужчине, который тебе не муж… Ох, какой же дурой я была! Никогда теперь мне не выйти замуж. У меня никогда не будет мужа, никогда не будет детей. Что за жизнь ждет меня впереди?
Ко мне приближалась одетая в черное старуха. «Плохая примета», – подумала я. Впрочем, как я уже заметила, многие старые женщины во Франции носили черное.