Опасное наваждение

Ситуация в Индепенденсе была в точности такой, как мы ожидали, только, пожалуй, даже хуже. Грязные улицы кипели золотоискателями, готовыми продать душу за лопату или моток веревки. Поселиться было негде. Гостиницы, меблированные комнаты, частные дома, даже кладовки в барах были переполнены. Пьяницы, игроки, сутенеры, проститутки – все сражались за возможность уехать на Запад. Но это было нелегко. Город был похож на воронку, в которую втекало множество людей, они давились и толкались, лишь бы протиснуться через узкое отверстие, которым была переправа в Канзас-Сити.

Сет сказал хозяйке меблированных комнат, что мы молодожены, справляющие медовый месяц. Эта ложь и сто долларов в придачу побудили ее выгнать одного из постояльцев и сдать комнату нам. Мы с Сетом условились, что я ищу Бориса и Габриэль, так называемых Андерсонов, в гостиницах и пансионах, а Сет отправляется в игорные салоны. Вечером мы встречаемся и обсуждаем, что удалось разузнать.

Мы обнаружили, что «Андерсоны» действительно приезжали в Индепенденс. Они останавливались в отеле «Кларк» – весьма ветхом домишке недалеко от реки. За карточным столом Борису крупно не везло. Свое пристанище они покинули уже через несколько дней из-за ссоры с хозяйкой, и неудивительно. Мне хватило одного взгляда на нее, чтобы понять: она воровка. Оттуда «Андерсоны», по-видимому, переехали в палатку на севере города. Борис скорее всего сумел обуздать свою страсть к игре: Сету не удалось найти свидетельств того, что он просадил хоть один доллар на скачках, в «покер» или «фараона».

Прошла неделя, а мы их так и не нашли, и, что было хуже всего, уже не оставалось мест, где их можно искать. Мы обшарили весь Индепенденс, расспросили каждого будущего золотоискателя, каждого крупье и владельца игорного зала, каждого гостиничного служащего и каждую проститутку. «Андерсоны» как сквозь землю провалились.

Наконец до нас дошел слух, что две недели назад из Индепенденса отправился караван. Его снарядили примерно через неделю после того, как Борис и Габриэль приехали в город. Одного из двух владельцев какой-то повозки убили в драке, и его расстроенный партнер продал повозку со всей утварью в придачу. Покупателем был худощавый мужчина со светлыми волосами. С ним была жена – маленькая и темноволосая. Борис и Габриэль.

– Отыскать в Индепенденсе приличную лошадь труднее, чем порядочную женщину в публичном доме, – сказал Сет. Максимум, что нам удалось, это нанять на несколько часов пару лошадей. За найм мне пришлось оставить в залог свой чемодан, чтобы выехать за город, где, как мы слышали, продавались арабские скакуны по семьдесят пять долларов. Лошадей, которых мы увидели, можно было назвать арабскими только из-за их смуглого, черноволосого хозяина-мексиканца, который пару недель назад поймал их на равнине. Мне в жизни не доводилось видеть таких необузданных животных. По-видимому, они до сих пор никак не могли смириться с тем, что их упрятали в загон. Я жалела их. Лошади были такими гордыми и красивыми. Другие покупатели, зайдя в загон, уже через минуту покидали его, качая головами.

– Эти черти убьют тебя, сынок, – сказал Сету какой-то старик. – Ты не подойдешь к ним и на двадцать футов! Они бешеные!

– Он прав, – уныло сказал Сет. – Я мог бы попробовать объездить их, но при моем нынешнем состоянии на это уйдут недели. Проклятие! Нам нужно хотя бы три лошади. Мне хватило бы и одной, если бы ты не…

– Нет, – оборвала его я. От предвкушения борьбы у меня засверкали глаза. – Я подготовлю трех лошадей за три дня. По одному дню на лошадь!

– Подготовишь для чего? – поинтересовался Сет.

– Для езды, конечно, – терпеливо ответила я, словно разговаривала с ребенком. – Смотри.

Я оглядела лошадей.

– Я возьму вон ту невысокую чалую кобылу. Назову ее Огненная в память о нашем путешествии на «Делта Белл». Видишь, как она блестит на солнце? А тебе, дорогой муженек, достанется вон тот черный жеребец, самый большой. Он будет Блайз – мне хочется, чтобы его звали именно так.

– Назвать можно, как угодно. Это не поможет тебе сесть на них.

Сет повернулся и пошел к выходу из загона.

– Ты не веришь мне! – с упреком бросила я ему вслед.

Попросив у невозмутимых мексиканцев длинную веревку, я села на перекладину изгороди и сделала петлю. Не сводя глаз с черного жеребца, я стала, негромко напевая, подманивать его к себе. Конь поймал мой взгляд и остановился, недоверчиво разглядывая меня. Я спрыгнула внутрь загона и медленно, очень медленно направилась к нему, все время приговаривая по-цыгански, – ведь это единственный человеческий язык, который понимают лошади. Я причмокивала языком, пела и медленно покачивала петлей, гипнотизируя жеребца.

– Рони, вернись! – крикнул Сет. У себя за спиной я слышала гул мужских голосов. Мексиканец что-то сказал на своем родном языке, но я, конечно, не поняла ни слова. Сет снова приказал мне вернуться. Я не ответила. Любое постороннее слово могло разрушить мою магию. Что горгио знают о лошадях? Да и обо всем остальном?