Опасное наваждение

– Ты будешь внучкой моего старого друга, – решила мадам Одетта. – Мы встретились, когда он приезжал в Париж, э… много лет назад. Он никогда меня не забывал и теперь доверил мне твое воспитание. Я научу тебя вести себя за столом, танцевать и петь. Ты научишься красиво ходить, хорошо говорить по-французски, узнаешь, как не заснуть в опере, как танцевать вальс!.. Ах, нам предстоит большая работа. А когда я увижу, что ты готова, твой дебют состоится на самом роскошном балу Парижа. Я все еще обладаю достаточными связями, чтобы ввести тебя в лучшие дома. Мы начнем немедленно! Я прослежу, чтобы тебя заново одели.

У меня осталось несколько приличных платьев, которые можно подогнать по твоей фигуре: глупо тратиться на новую одежду, пока ты не перестанешь расти. И наше обучение продлится до тех пор, пока тебя можно будет без смущения показать на публике. Больше никакой грязной работы – это смертельно для рук. А сейчас встань прямо – прямо! Не стыдись своего роста, девочка, в нем твоя прелесть! Как бы я хотела иметь такую же царственную осанку, как у тебя. Радуйся, что ты не коротышка, как мы, бедные француженки. Когда ты появишься в толпе, ни один мужчина не захочет и смотреть на других женщин. Ты будешь великолепна, очаровательна, ты станешь настоящим цветком Парижа, это я, Одетта Морней, тебе обещаю!

Тем вечером я сидела у окна, смотрела на звезды и думала о своей жизни: из Брянска – в Париж, на рю де Вожирар, из цыганки-попрошайки – к светской даме. И еще я думала о Сете, который как-то сказал, что я на всю жизнь останусь грязной цыганкой. Он ошибался. Я была готова выдержать любые испытания, лишь бы доказать ему, как же сильно он ошибался. Он больше никогда не посмеет смеяться надо мной, поклялась я себе. Никогда! Я научусь всем манерам горгио, и узнаю этих людей лучше, чем они сами знают себя. Я буду спать в кровати, носить летом обувь и надевать платья всего с одной юбкой и без единого кармана. Я стану лучшей горгио, чем они сами. Я буду цивилизованной.

А потом Сет Гаррет снова увидит меня – я не сомневалась, что рано или поздно это обязательно произойдет: разве не были переплетены линии наших судеб? И тогда поймет, каким был глупцом. Может быть, он даже влюбится в меня. А я отомщу ему – буду насмехаться над ним и разобью ему сердце!

Я работала не покладая рук и удивительно быстро добилась успеха. Следующие десять месяцев в моих ушах не переставая звучали заклинания моей неутомимой наставницы: «Не горбись! Не ешь так быстро! Не ешь так много! Не беги! Не хихикай, как помешанная! Вот, почитай эту книгу, она чрезвычайно модная в этом сезоне!»

– Я не умею читать.

– Что значит не умеешь читать? Ты не читаешь по-французски?

– Я вообще не умею читать. Меня никогда не учили.

– Ну и ну!

Однако мадам Одетта не стала учить меня грамоте: не хватало времени. Вместо этого она учила меня правильно говорить и танцевать. Она учила, как надо раскрывать зонтик и смотреть на мужчину из-под полей шляпы, как улыбнуться застенчиво и вместе с тем нежно, когда он поцелует кончики моих пальцев. Она учила, как разливать чай из серебряного чайника, как есть устриц, как пользоваться полоскательницей. Я освоила такие премудрости, как затягивание корсета и надевание шляпки, узнала, как правильно выбрать веер и сколько надо надевать нижних юбок, научилась танцевать польку и вальс, мазурку и рил. И я никогда больше не засовывала за щеку кусок сахара, по крайней мере в присутствии посторонних.

Я перестала расти, к большому облегчению мадам, потому что во мне было уже пять футов одиннадцать дюймов. Постепенно и мои маленькие груди налились, став похожими на небольшие круглые апельсины. Я сходила с ума от восторга. Теперь, глядя на себя в зеркало, я видела женщину, настоящую женщину, с хорошо очерченными бедрами, длинными и стройными ногами. У меня были тонкая талия, прямая спина и хорошие плечи – не слишком пухлые и не костлявые, как заметила мадам Одетта. Она называла мою улыбку ослепительной, а походку изящной. Слишком изящной.

– Не крути бедрами, когда идешь! – кричала она по пять раз на дню.

– Ничего не могу с собой поделать! – отвечала я. – Я так хожу!

– У тебя походка, как у шлюхи! – шипела мадам Одетта.

– Я хожу, как настоящая женщина! – смеялась я. – Почему я должна двигаться как-то иначе?

К большому разочарованию мадам, я отказалась укоротить волосы по моде того времени. В конце концов она решила, что мне как русской графине позволительно оставить длинные толстые косы и носить их, как корону, вокруг головы.

– А на твой дебют, – говорила она, – мы вплетем в них нитки жемчуга.