– Послушай, Элиза, никто так не сожалеет о твоем присутствии на судне, как я. Однако мне хочется внести ясность. Я ожидаю от тебя…
Я бросила одеяло, гребень и щетку в песок и выхватила из-за пояса нож.
– Убери от меня руки, или, клянусь, я тебя кастрирую!
Глаза его странно блеснули, и губы медленно скривились в похотливой усмешке. Не говоря ни слова, он схватил меня за кисть и с силой вывернул так, что я выронила оружие. Он повалил меня на песок и придавил сверху своим телом.
– Ты так ничему и не научилась, – пробормотал он, задыхаясь.
Гарт задрал мне юбку, я почувствовала его огрубевшие ладони на своих бедрах, и мерзкая тошнота подкатила к самому горлу. Я металась, стараясь вырваться, но – тщетно. Бороться с Гартом было мне не по силам. Я бесилась от сознания собственного бессилия, проклинала судьбу за то, что создала меня всего лишь слабой женщиной.
Гарт вонзился в меня со злой яростью, и я обмякла от унижения и боли. Мне вспомнилось время, когда в его объятиях я обмирала от удовольствия, наслаждаясь приятным теплом и странной слабостью, охватывавшей меня всякий раз, когда я оказывалась в его власти. Но это было в прошлом. Сейчас все во мне умерло, я чувствовала лишь отвращение и ненависть, от которой свинцом налилось и вжалось в землю мое тело. Эта ненависть стояла у меня в горле, распирала меня изнутри, мешала дышать, душила меня.
Гарт взъерошил мне волосы своими длинными пальцами, сжал виски.
– Что случилось? – хрипло спросил он. – Разве не этого ты ждала от меня? Не об этом молила? Раньше ты трепетала от одного моего прикосновения, Элиза. Помнишь? Ты была тогда живой, девчонка. Живой. Ты волновала меня сильнее, чем любая другая женщина.
Гарт провел по моему подбородку пальцем и осторожно раздвинул мне губы языком.
– Полагаю, – проговорил он между поцелуями, – что после генеральских объятий принимать ласки простого сенатора ты считаешь ниже своего достоинства. Так?
– Ты… Меня тошнит от тебя, – еле слышно проговорила я.
Гарт вздрогнул.
– А ты мне начинаешь приедаться, госпожа шлюха. Однако голодный не станет просить устриц, если ему предлагают черствый хлеб. Остается надеяться, что ты не наградишь меня какой-то заразой, стерва.
– Тварь! Дерьмо! Если кто и болен, так это ты! Все в тебе прогнило – и мысли, и сердце, и душа!
Я извернулась, стараясь укусить его за руку. Гарт поднял руку. Мне показалось, что он хочет меня ударить. Призрак Эдварда Хеннесси встал передо мной, я едва не задохнулась от ужаса и закрыла глаза.
– Не бей меня, – застонала я. – Молю, не бей меня больше.
Я почувствовала, как он напрягся и замер. Но передышка длилась всего лишь мгновение, Гарт навалился на меня с новой силой. Я лежала под ним, вялая и бесчувственная, мечтая лишь о том, чтобы все кончилось побыстрее. Наконец он застонал и чуть погодя скатился с меня.
– Неудивительно, что ты выглядела в Вашингтоне так, будто тебя морили голодом. За такое представление я не заплатил бы и пары центов. Стыдись, моя сладкая, ты же профессионалка!
– А ты собачий ублюдок, – ответила я, приподнимаясь на локте. – Ты заплатишь, Гарт, заплатишь за все. Ты умрешь. Не можешь ты весь день быть начеку. Когда-то надо и спать. И вот тогда я воткну этот нож в пустую раковину, которая у тебя вместо сердца.
Гарт прищелкнул языком.
– Ах ты, моя подстрекательница. В этом ты осталась прежней. Тебе нравится раздувать ссоры, и ты приходишь в ярость, когда никто не поддается на провокацию. Должен признать, ты растеряла былой огонек. Сила в тебе уже не та. Ты разочаровываешь меня, моя девочка.
Я молча встала, с трудом разгибая затекшее тело. Волосы мои были в песке, хоть мойся заново. Гарт тоже встал и пошел прочь. Взгляд мой упал на песок, туда, где валялся нож, и вдруг, не вполне сознавая, что делаю, бормоча молитву богам возмездия, я метнула в него острый клинок, метнула с неожиданной силой и меткостью, будто кто-то свыше направлял мою руку.
Но ангел-хранитель Гарта тоже, видно, был неподалеку. Он словно почувствовал что-то, обернулся, и тем самым спас себя от смерти, однако нож почти по рукоять вошел в его руку. Я испугалась, кинулась бежать, но Гарт успел схватить меня сзади за блузку. Я рванулась и услышала за спиной треск раздираемой ткани.
Я всхлипнула, схватив блузу за полы и пытаясь стянуть ее на обнажившейся груди. Гарт смотрел на меня, не обращая ровным счетом никакого внимания на сочившуюся из его раны кровь. Он сделал еще шаг ко мне, и я, круто обернувшись ему навстречу, рывком вырвала нож из раны и, угрожая им, проговорила:
– Убирайся, Гарт, не то…
Гарт ударил меня по кисти ребром ладони, и нож, вращаясь, вонзился в песок. Схватив меня поперек живота, Гарт повернул меня так, чтобы лучше разглядеть мою спину. Убрав ткань с клейма, он осторожно провел по нему кончиком пальца.
– Пусти, – зарыдала я.
Он отпустил меня, и я отшатнулась от него, напрасно стараясь закрыть обнаженную грудь остатками блузы.
– Откуда это у тебя? – произнес он хрипло. Я пятилась, молча мотая головой.
– Скажи!