Удача нам изменила. Череда несчастий держала всех в нервном напряжении. Капитан словно осатанел. Каждый день кого-нибудь пороли. Однажды я видела, как он выбросил за борт худенького чернокожего мальчика только за то, что тот путался у него под ногами. Сердце мое кровоточило, но я заставила себя спуститься в каюту. Гарт был прав: сейчас этот человек не остановится ни перед чем, и я не рискнула протестовать.
Однажды после полудня, не в силах более выносить заточение, я вышла на палубу. Капитан Фоулер наказывал плетью черного великана. Несчастный стоял, прикованный за руки к грот-мачте. Я тихонько встала сзади молчаливой группы матросов, наблюдавших за экзекуцией.
– Вот дает, – прошептал один другому, – ему уже всыпали двадцать горячих, а он не издал ни звука и все еще на ногах.
– Он потерял много крови, – ответил другой, – но у этих черных дубленая кожа. Они не так чувствуют боль.
Я поднялась на цыпочки и вытянула шею. Каждый удар отдавался во мне болью, словно хлестали не его, а меня. Мужчины вокруг беззвучно шевелили губами, отсчитывая удары: двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…
Устав, капитан передал плеть боцману.
– Проучи-ка этого сукина сына, ему, видать, понравилось, – приказал он, отходя к зрителям. – Сильнее!
Чернокожий гигант не издал ни звука. Тридцать. Тридцать один. Тридцать два. Матросы стали шепотом делать ставки – под какой из плетей негр упадет.
– Окатите его водой! – бросил капитан.
Кто-то плеснул негру в лицо воды, несчастный застонал.
– Продолжай, – махнул рукой подручному Фоулер. – Я хочу услышать, как этот ублюдок орет.
Экзекуция продолжалась. Ногти мои впились в ладони, но я молчала. Гарт был прав. Довольно глупостей. Гораздо больше мужества требуется, чтобы смотреть на все это и – ничего не предпринимать. Такова жизнь, таковы ее реалии, и они – омерзительны.
Еще дважды раб терял сознание, и дважды его приводили в чувство. После шестидесяти плетей капитан приказал остановиться. Спина чернокожего представляла собой кровавое месиво, кровь текла по обнаженным ягодицам и длинным ногам.
– Черт возьми, – пробурчал капитан, схватив негра за волосы, – ублюдок еще в сознании. Давайте, ребята, приберитесь здесь немного. Пару ведер морской воды, чтобы смыть грязь.
Я вздрогнула и закрыла глаза, зажав рукой рот, чтобы не закричать. Я слышала, как загремели ведра, слышала, как их опускали в море и как опрокидывали на спину несчастного, как он тихо застонал, когда едкая соль попала на кровавую рану.
– В трюм его, – коротко приказал капитан. – Не будет больше пытаться выпрыгнуть за борт. Если он и окажется в море, так только потому, что я сам его туда кину. Все видели? – рявкнул Фоулер. Только сейчас я заметила группу перепуганных насмерть невольников, наблюдавших пытку из дальнего угла палубы. – Он все еще в сознании?
– Нет, кэп.
– Видит Бог, некоторых из этих животных нелегко бывает убить. Велите доку присмотреть за ним. Я не знаю, стоит ли его сохранять, может, лучше – сразу за борт, чтобы у других не возникало подобных мыслей.
Мне казалось, что смерть в волнах лучше той судьбы, что ожидала несчастных. Капитан и матросы разбрелись, поскольку других развлечений не предвиделось, а я подошла к израненному рабу, лежавшему в луже собственной крови. Это было страшное, почти непристойное зрелище, словно он был не человеком из плоти и крови, а порождением чьей-то извращенной фантазии. Но теперь я знала, что даже самой буйной и жестокой фантазии порой не угнаться за обычной жизнью.
Доктор Хауторн опустился рядом со мной на колени.
– Он мертв? – устало спросил врач.
Доктор Хауторн, человек добрый и бесхарактерный, большую часть суток бывал пьян, но он был единственным мужчиной на корабле, которого я не боялась.
– Я… я не знаю. Я не знаю, что мне делать.
– Дьявол, – пробормотал врач, прикладывая ухо к груди чернокожего гиганта. – Мы можем хоть сейчас выкинуть его за борт. Парень потерял уйму крови. Смотрите, вы испачкали платье.
– Это не страшно. Так он жив или умер?
– Пока не умер. Но это вопрос ближайших часов.
– А мы не можем его спасти? Прошу вас, доктор, давайте попробуем.
Врач грустно посмотрел на меня:
– Для чего его спасать? Вы думаете, жизнь рабов на плантациях лучше, чем на этом треклятом корабле?
– Не знаю, – покачала я головой. – Но ведь он будет жив, не так ли?
Врач со вздохом развел руками:
– Простите, мадам, но мне некуда его поместить. Если мы оставим его здесь, он умрет через пару часов. Если перенесем в трюм, не доживет и до утра.
– Мы отнесем его ко мне в каюту, – предложила я. – Я позабочусь о несчастном.
– Но ваш муж…
– Не волнуйтесь, его я беру на себя.
– Но капитан рассвирепеет, вы же знаете.
– Мы ему ничего не скажем. Если несчастный умрет, что же… а если выживет, может быть, я сама смогу его купить. И тогда капитан только выиграет на этом деле.
Мы, как смогли, промыли и перевязали ужасные раны. Я разыскала Гарта. Мне пришлось приложить все силы, чтобы уговорить его помочь нам. Наконец втроем мы затащили беднягу в нашу каюту. Доктор отказался класть его на койку.