Опасное приглашение

Он стоял рядом с автомобилем.

— Ты спешишь, Лесли?

Она собиралась пройтись по парку. Было воскресенье, и в этот день модель обычно совершала долгую прогулку. Мисс Френтон уже решила сослаться на неотложные дела, когда археолог добавил:

— Если нет, не могла бы ты уделить мне час или чуть больше?

Она не могла уделить ему ни минуты — только не ему! — но села в машину, потому что Марч взял ее за руку, а девушке не хотелось устраивать сцен.

Когда машина тронулась, Лесли сумела ядовито спросить:

— В чем дело?

— Хочу тебя кое с кем познакомить.

— Не думаю, чтобы мне хотелось видеть кого-то из твоих друзей. — Это заявление было не слишком правдивым, поскольку она очень любила его друзей: Анджелу, Эйба и Джима. Правда, девушке действительно не хотелось с ними встречаться какое-то время. В воспоминаниях путешественницы они были неразрывно связаны с Джастином, и их появление усилило бы мучительную боль.

Они молча выехали за пределы Лондона, туда, где среди лугов и садов текла извилистая Темза, и наконец автомобиль остановился у коттеджа. Дом с ромбовидными окошками выглядел мило и был выкрашен в нежно-розовый цвет поспевающего яблока.

— Кто здесь живет? — осведомилась модель. Спутник не стал отвечать, а просто открыл дверцу автомобиля. Девушка инстинктивно отстранилась — она не хотела, чтобы Джастин коснулся ее рукой, — и заметила, как у мужчины сжались челюсти.

По садовой дорожке шла девушка. У нее были светлые волосы — не золотые, как у Лесли, а почти белые, собранные в хвостик на затылке. Незнакомка, одетая в простенькие клетчатые брюки и свитер с закатанными рукавами, увидела Марча и повисла у него на шее.

— О, как я рада тебя видеть!

На вид ей было лет двадцать, и Лесли на мгновение насторожилась, но их объятия не были похожи на ласки влюбленных.

— Как дела? — спросила девушка.

— Терпимо.

Тут она заметила Лесли, и Джастин сказал:

— Это мисс Френтон.

— Я счастлива, что вы смогли приехать. Это очень любезно с вашей стороны. — В серых глазах девушки блеснули слезы. И что-то знакомое в чертах ее лица или в цвете глаз пробудило у Лесли воспоминания. Несомненно, это была дочь Дока! Археолог привез Лесли в дом доктора Клауса, чтобы познакомить с его семьей. Вероятно, он решил таким образом побудить путешественницу к молчанию.

Заходить в дом не следовало бы, но как она могла отказаться? Дочь Дока взяла ее за руку.

— Меня зовут Кейт, — представилась она. — Мама и сестра сейчас в кухне. Они не слышали шума машины, но будут очень рады вас видеть.

Открывая парадную дверь, она крикнула:

— Мама, к нам гости!

Миловидная невысокая дама вышла в переднюю. Когда-то ее волосы тоже были светлыми. Мисс Френтон подумала, что еще недавно эта женщина, возможно, гордилась своими волосами, теперь седыми. Женщина выглядела так, будто старость обрушилась на нее внезапно, без предупреждения. Губы хозяйки задрожали, когда она увидела Джастина, но дама остановила дрожь и улыбнулась. Марч быстрым шагом подошел к ней и обнял за плечи одной рукой.

— Это Лесли. Я обещал привезти ее, — произнес мужчина.

«Ты всегда выполняешь обещание, данное своим друзьям, верно? — подумала девушка. Слово, данное Джерри. Потом жене Дока. Как ты смел обещать что-то, касающееся меня!»

— Мне очень хотелось с вами познакомиться. — У миссис Клаус был мягкий, приятный голос. — Мой муж особенно подробно описывал вас в своем письме из Лимы.

Коттедж был совсем не роскошный, но удобный. Настоящий дом. Элен — вторая дочь, представлявшая собой копию Кейт на два года младше, принесла чай и домашние булочки, и мисс Френтон пришлось, сделав над собой усилие, есть.

Дом Клаусов создавался медленно. Конечно, не та его часть, которая состояла из кирпичей и цемента, а мебель, книги и картины. Это помещение сильно отличалось от квартиры Джастина Марча. Это было жилище с корнями, постоянное, построенное надолго. Даже теперь, когда хозяина больше не было, Лесли чувствовала уверенность в том, что эти женщины, любившие своего мужа и отца, будут продолжать вести именно такую жизнь, которую он для них создал.

Не было сомнений в том, что домашние обожали доктора. Они гордились памятью о Доке, и это было заметно, несмотря на их скорбь. Его жена держала голову высоко поднятой, хотя ее глаза и блестели от слез, и путешественница отбросила прочь память о безумии доктора, поскольку была в состоянии поведать о нем не в большей степени, чем вонзить нож в сердце этой бедняжки. Ее откровения убили бы миссис Клаус так же наверняка, как сталь.

Женщины хотели услышать от Лесли как можно больше историй о Доке, и она рассказала обо всем, что можно было упоминать. О том, как Эдвин Клаус выполнял роль миротворца во время яростных ссор Джима и Эйба, о шутках доктора, о его доброте и храбрости. Девушка понимала, что, хотя остальные члены экспедиции наверняка говорили им о Доке то же самое, домашние жадно ловили каждое слово, каждую интонацию, чтобы вновь и вновь вспоминать их и лелеять.