Опасное притяжение (СИ)

— Да… — отворачиваюсь в окно…

Тишина давит на уши…

— Каать, — зовёт осторожно, — ну может, тебя тогда в кино можно пригласить? Ну так, по дружески. Пойдёшь?

Разворачиваюсь и улыбаюсь ему: — в кино пойду…

— Вот и хорошо, — выдыхает облегчённо, — так что ты отдыхай, устраивайся и звони. Да по любому вопросу можешь звонить, не стесняйся. Я только рад буду.

* * *

Лежу на кровати, в своей новой квартире и смотрю, в потолок. Он кипенно-белый. Ни единого пятнышка на нём. Даже глазу зацепиться не за что…скукота…

Комната довольно большая, чистая, светлая, с минимумом мебели: кровать, шкаф и стол со стулом — мне нравится. Ничего лишнего.

И тишина…

Все ушли и, наконец, можно просто лежать и наслаждаться одиночеством. Кажется, я совсем одичала — устаю от людей. Они такие шумные, или это Ирочка просто в ударе была.

Она безумно обрадовалась, когда я позвонила ей перед выездом и согласилась на квартиру. Оказывается, она никого и не искала. На меня надеялась. Или ей тупо лень было. Она вообще напрягаться не любит. Лишний раз попу со стула не поднимет, но удивительным образом, ей под эту сидящую ровно попу, постоянно что-нибудь да затекает. Правда она ноет постоянно и плачется, может поэтому?

Я так не умею…

Правда у неё на все случаи жизни, есть техничный отмаз. Она не ленива, — радикулит у неё: тяжёлая и неизлечимая болезнь, по её словам. Ей не стыдно, когда к ней мама приходит убираться — она ж сама не может, больна. Мне всегда было неловко наблюдать эту картину. Я подскакивала и шла её маме помогать, а Ирочка хоть бы что, сидела да охала картинно. И чаёк нам готовила.

Увидев Антона, занёсшего мои сумки, она радостно вцепилась в него своими ежовыми рукавичками и почти силком увела его на кухню. Долго поила чаем, на правах бывшей хозяйки, и расспросами пытала. Мне его даже жалко немного стало, такой потерянный сидел, красный весь, смущённый. Зато выгонять не пришлось — он такого дёру дал, когда она на телефон отвлеклась. Убегал, забыв попрощаться. Вниз по ступенькам летел так, что пятки сверкали.

Я искренне надеялась, что она, вслед за Антоном, свалит домой, но она сегодня была абсолютно свободна, к моему превеликому сожалению.

После почти тридцатиминутной болтовни по телефону, удивлённо на меня посмотрела и полюбопытствовала: — и чем это ты так мальчика напугала, что он сбежал от нас?

— Не сказал, — развела я руки по сторонам, — может утюг не выключил…

— Нормальный вроде, — вынесла свой вердикт, усаживаясь за стол, — не красавец писаный, как твой Матвей, но и не страшный. Симпатичный, вежливый и местный — поднимает палец, — с квартирой! Живёт с папой в трёхкомнатной квартире. Про маму я не поняла — не стала уточнять. Вдруг там что-нибудь неприятное, типа при родах умерла или ещё что-нибудь, а я не хочу лишний негатив на себя брать… — у меня брови на лоб полезли от её доброты. — В остальном, вполне нормальный жених. Ему лет сколько, кстати? — смотрит на меня из под очков.

— Не знаю, — растягиваю губы в усмешке и пожимаю плечами.

— Кать, ну ты чё, — отбросила пафос и включила старшего товарища, — обожглась же уже один раз. Надо сразу интересоваться такими вопросами. Тебе замуж пора давно, — говорит мне женщина, почти сорока лет, всю жизнь пребывающая в статусе любовницы. — Вот в следующий раз, — тычет в меня пальцем, — я сама у него спрошу, если ты не узнаешь.

Усмехаюсь…

Вот, не уверена совсем, что Антон ещё раз захочет лечь под Ирочкин каток. Кишка у него тонковата, не выдержит он такого прессинга.

Матвей как то умудрялся разговаривать с ней и оставлять её вопросы без ответа. Забалтывал её. Но особенно хорош был Миша — с ним она молчала, как рыба. Только глазками хлопала и улыбалась. Для меня это было загадкой. Если учесть, что она их не различала, то загадка была ещё загадочнее. Миша секрет свой не раскрывал, ржал только в ответ на мои вопросы.

Опять они…

Не хочу, не хочу, не хочу про них думать, — повторяю про себя, как мантру…

Ирочка болтает без остановки: про работу, про родителей, про новую квартиру, про дядю Женю и соперниц своих рассказывает. Делится, как они весело на даче время проводят, как пытаются всем скопом любовнику своему угодить и друг другу, между делом нагадить. Потом опять на работу переключается и начинает про ненавистных и горластых детей рассказывать.

Я не слушаю её почти. О своём думаю, киваю иногда…

Не понимала никогда, как она в школе работает. Да ещё и завучем школы искусств. С ней же постоянно какие-нибудь казусы случаются. Она вообще не в себе временами.

Помню однажды пришла она вечером с работы. Я тогда к ней в гости заехала. Стоит в коридоре и ржёт. Мы выскочили к ней, понять ничего не можем. А она нам на туфли показывает, сказать ничего от смеха не может: на ногах туфли разного цвета и на разных по высоте каблуках. Так весь день и проходила, не могла понять, что же ей неудобно-то так, и почему это ученики-идиоты на неё так подозрительно смотрят и загадочно улыбаются.